— Ну да, на двадцать! — отозвался вместо деда Хава. — Откуда!
С недоумением огляделся вокруг себя Семен Трофимович, можно было подумать, что пытался он решить, сколько же на самом деле могут стоить ложки и вилки, кастрюли и поварешки — материальные ценности, вверенные на всю ночь его заботе и охране. И эта растерянность, даже тревога были уловлены и Хавой и Саковичем тотчас.
— Холодильник, — указал Хава, не замечая вроде бы старика.
— За полцены пойдет, — отметил Сакович.
— И куда ты его загонишь, холодильник? — хмуро хлопнул ободранную белую дверцу Хава. — Грузовик надо подгонять.
— Мелочами, мелочами наберется, — утешил его Сакович. — Кабинет заведующей вспомнил? Ковер там на полу, может, гардины, телефон…
Они кружили по кухне, а дед не успевал следить и понимать — кружилась голова. Загремело задетое Хавой ведро — посыпались, поскакали по всему полу чищенные, белые луковицы.
— Ну вот, лук просыпался, — сказал Семен Трофимович так, будто несчастье это случилось само собой, без чьего бы то ни было участия. — Соберем, и давайте, хлопцы, топайте. Вам домой пора, — он неловко опустился на колени и принялся подгребать к себе овощи. — Давайте, что стоите?!
И вздрогнул. Взревело за спиной, вроде взвизгнула, врезаясь в нервы и плоть, циркулярная пила. Семен Трофимович обернулся: это Хава врубил большую красную мясорубку, она отчаянно верещала на холостом ходу.
— Тьфу ты! Напасть! Выключи!
Не дождавшись, пока Хава повинуется, — тот, кажется, не торопился это делать, — старик тяжело поднялся; чтобы высвободить руку, переложил набранные луковицы, прижал их к груди. Скользкие, влажные, словно напитавшиеся водой луковицы трудно было удержать, они выскакивали и падали. Не обращая уже на это внимания, старик дотянулся до красной кнопки и выключил, наконец, обезумевшую мясорубку.
— Все, хлопцы! — сказал он тверже, с поднимающимся раздражением. — Все, топайте. Прямо и во двор.
Хава не двинулся:
— Мы поможем собрать!
— Кто же еще поможет? — поддержал его Сакович.
— Я сам. Идите!
Не сильно, только примериваясь, Семен Трофимович подтолкнул Саковича к выходу, тот шагнул и, наверное, оставил бы вовсе кухню, если бы не спохватился вдруг с деланной озабоченностью:
— Подожди, дед, одного же нету!
Действительно, Маврина не было видно еще с той поры, как Хава и Сакович затеяли вокруг сторожа игру в карусель.
— А где? — оглянулся Семен Трофимович.
— Имущество по садику считает! — сообщил Хава. — Пойду поищу, скажу, чтобы шел. Дед, мол, не велит.
Старик заколебался, но думать особенно было уже некогда, он двинулся наперерез Хаве и стал, преграждая ход в коридор, расставил руки. То ли дорогу закрыл, то ли Хаву хотел обнять, тот, по крайней мере, сделал вид, что понимает этот жест именно так — в смысле дружеской возни — и улыбнулся.