В этот раз имам Гойтемир Габисов сам пошел с джамаатом, но уже на первой паре километров пути Джабраил понял, что ходить тот совершенно не умеет. То, как он шел, ходьбой назвать можно было только относительно. Он даже ноги до конца не выпрямлял и постоянно передвигался на подсогнутых ногах, словно готов был вот-вот упасть на колени. Вообще-то обычно в четверг имама отводили до дороги, где его на машине встречал верующий мусульманин из его села и отвозил до дома. До дороги от устья ущелья пять с половиной километров. И моджахеды, которых Джабраил отправлял сопровождать имама, ни разу не пожаловались на то, что имам не умеет ходить. Но они вообще народ такой, что никогда не жалуются. Тем более что к сану имама все относились с уважением.
В этот марш вышли все вместе, и Уматгиреев старался держаться рядом с Габисовым. Ведущий задал темп, привычный джамаату, но, видимо, непосильный для имама. Тот долго пыхтел при ходьбе, а потом спросил амира:
— Твои люди специально стараются меня «загнать»?
— Обычно мы ходим быстрее. Особенно если я становлюсь ведущим. Если я задаю темп, некоторым приходится время от времени переходить на бег. У меня ноги длинные.
Имам, насколько знал Джабраил, был лет на шесть младше его самого. Значит, еще не старый человек. Уматгиреев и себя еще не считал даже стареющим, поскольку стареть, в его понятии, начинают после пятидесяти лет. Но ему еще до пятидесяти оставалось целых шесть лет. А имаму еще не стукнуло сорока. Но он уже был слабым и дряблым.
— Если я дойду с вами до той дороги, то на ней наверняка умру, — чуть не плакал имам. — Хотя, скорее всего, я умру раньше. Я для таких переходов не создан.
Джабраилу было неприятно слушать такие слова. Сам он был человеком гор до последней капли своей крови и никогда бы не пожаловался на трудности. И своих моджахедов точно так же воспитывал. Если нужно было идти, когда кончились силы, они все равно шли. А имам, который приехал к ним, которого приняли с уважением, к мнению которого прислушивались, более того, который даже начал понемногу командовать Джабраилом, — этот имам сам не мог подать пример даже не героического, а просто нормального мужского поведения. И это роняло его авторитет не только в глазах амира Уматгиреева, но и моджахедов, шедших рядом и слышавших нытье Габисова. Конечно, он не воин. Он не привык к боевой обстановке. Но он пытается воодушевлять воинов. А воодушевить их можно только своим примером. И потому Джабраил в ответ на нытье только сказал:
— Если умрешь в пути, мы не бросим твое тело. Донесем до дороги. Или ты хочешь, чтобы несли тебя, пока ты жив? У нас такого не бывает. Мои моджахеды — не рабы, которые носят почетные носилки. Когда строили базу, они носили рабочие носилки. Но живых людей не понесут.