— Уф, как говорит Максим.
— Вот почему я использую свое тело, чтобы танцевать. Вот почему я массирую тела других. Потому что тело — это все, что у нас есть. Как только наша плоть сгнивает или истощается, мы перестаем существовать. Все заканчивается.
— Не думаю, что все это произойдет завтра.
— Научное развитие не остановишь, Лола. Что изменится от того, что это не коснется наших современников, что это произойдет через тридцать-сорок лет? Я думаю о нас как о биологическом виде.
— Ты несколько экзальтированная девушка, Ингрид. Но я не возражаю. Это начинает мне даже нравиться.
— Ты так говоришь, потому что текила ударила тебе в голову.
— Ты кругом не права. Я говорю то, что думаю. И скоро я признаю, что мы обе восхитительны. Готовы биться за любовь и дружбу. Даже если эти чувства — не что иное, как продукт химических реакций в нашем мозгу шимпанзе-мутантов.
— Но что ты пытаешься сказать, Лола? Что за Максима стоит бороться? Потому что он — соль земли?
— Да, деточка, та самая соль, которую ты забыла подать с текилой.
— «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит?»
Священник закрыл свой требник, выдержал паузу и провозгласил:
— Простимся же с Ванессой, которую мы передаем в руки Господа и с которой встретимся позже в царстве избранных.
Жан-Люк представил себе руки Бога, большие, красивые, узловатые, и не смог при этом удержаться от того, чтобы не посмотреть на свои. Лапищи. На кладбище в Бельвиле он был самым высоким, но вокруг собралось столько народу, что он совершенно не рисковал быть схваченным державшимися в стороне полицейскими. Он натянул свою шкиперскую фуражку, намотал на шею шарф и прихватил непромокаемый плащ с капюшоном. Он обещал Фариду закопать как можно ближе к могиле Ванессы листок с текстом на арабском языке. Прощание с любимой. Когда Фарид устал, он пошел навестить одного старика в мечети на улице Фобур-Сен-Дени, чтобы тот написал это прощание за него. Фарид немного говорил на языке своих предков, однако не писал на нем. Жан-Люк развернул листок, чтобы полюбоваться каллиграфическим почерком. Да, определенно, Фариду нужно отправиться в плавание. Средиземное море сделает из него человека.
Фарид еще хотел, чтобы Жан-Люк открыл пошире глаза и уши. Чтобы замечал любую неприятную физиономию, любую неуместную улыбку. Не важно что, лишь бы это дало повод для мести. Жан-Люк был доволен. Фарид любил своего сиамского брата-близнеца, но в наиболее сложных ситуациях предпочитал друга Жан-Люка.