Дождь и ветер ударили с новой силой. Я не боялась, что нас сметет: палатки армейского образца выдержат даже небольшой силы ураган. Спать было нельзя, и я вылезла в самую грозу, подставив лицо потокам ливня и шквалистому ветру. До меня доносился храп топографа: видимо, ей приходилось засыпать и в более экстремальных условиях. По периметру лагеря тускло светились аварийные фонари, палатки превратились в черные треугольники. Темнота сгустилась, стала плотной, чуть ли не осязаемой – но не скажу, что мне было страшно.
В ту минуту я почувствовала, что мир за границей, моя прежняя жизнь, обучение – все сон. Ничто больше не имело значения. Важно было только это место, это мгновение, и дело не в гипнозе. Повинуясь внутреннему порыву, я посмотрела сквозь просветы между деревьями в сторону берега – туда, где темнота гуще всего, где соединялись ночь, тучи и море: еще одна граница.
Вдруг тьму разрезала оранжевая вспышка. Просто вспышка, где-то очень далеко и высоко. Сперва это озадачило, но потом я поняла, что в той стороне маяк. Я стала наблюдать: вспышка повторилась, но уже выше и левее, через несколько минут еще выше… и пропала. Время шло, но ничего не происходило. Любой огонек в этом странном месте напоминал о присутствии людей, и с каждой минутой беспокойство мое росло.
* * *
Дождь шел весь день, который я провела с мужем после его возвращения из Зоны Икс. Сам день был похож на сон: вроде бы та же рутина, что и всегда, но ее сопровождала странная тишина – даже более странная, чем та, к которой я привыкла перед его уходом.
В последние несколько недель до начала экспедиции мы много ссорились, вплоть до драки. Я била его кулаками, кидалась всем, что под руку попадется, – лишь бы только пробить брешь в неустанном стремлении отправиться в Зону (теперь я уверена, что это навязали ему посредством гипноза).
– Пойдешь, – говорила я мужу, – и не вернешься. А если вернешься, не надейся, что я буду сидеть тут и ждать тебя!
В ответ он рассмеялся:
– О, а до этого ты меня как будто ждала!.. Ну что, дождалась?
К тому времени он уже все для себя решил, и любое препятствие становилось поводом для грубых шуток. Вот это едва ли можно было списать на гипноз: такое поведение было вполне в его духе. Я часто видела, как он ставит перед собой цель и идет к ней, не задумываясь о последствиях, как позволяет любому порыву превратиться в манию, особенно если думает, что трудится не для себя, а ради общего блага. Именно по этой причине он остался во флоте на второй срок.
Тогда наши отношения и без того были натянутыми: отчасти потому, что потеряли опору, на которой до этого держались. Мой муж был общительным, я же предпочитала одиночество. При этом я не только находила его привлекательным – я восхищалась его уверенной, открытой натурой, жаждой быть в окружении других людей. Я воспринимала это как здоровый противовес себе. А еще у него было хорошее чувство юмора. Мы познакомились в парке, среди скопления народа. Он сумел проникнуть в мой мирок, притворившись, что мы оба детективы и выслеживаем преступника. Мы стали выдумывать истории: сначала про людей, спешащих мимо нас по своим делам, а затем и друг про друга.