— Что это? — оцепенел Комлев.
— Ласточка, — произнес Пустоболтов, криво улыбаясь. — Невозможно ведь слушать такое, — показал на палаты, двери которых, казалось, вот-вот вылетят из коробок. — Успокаиваем. Кстати, быстро помогает.
Комлев не знал, что ему делать: то ли самому кричать, то ли развязывать лежащих, то ли бежать прочь и более никогда в этом кошмаре не появляться. Машинально продолжая движение, он перешагивал через корчащиеся в судорогах тела, избегал взгляда налившихся кровью глаз. Добравшись до кабинета, подавленно опустился в кресло в каком-то жутком оцепенении. Следом появился Пустоболтов:
— Может, воды?
— Но ведь… но ведь это же люди…
— Это вы про алкашей? Сколько лет мучаюсь!.. Зря вы сейчас пришли. Минут бы через двадцать… удивились бы тишине…
— Нет! — Комлев вскочил. — Нет! Развязать! Всех развязать! — и первый раз в жизни выкрикнул. — Я приказываю!
— Хорошо. Будем вязать к смирительному стулу. Всего-то.
— Старший лейтенант! Вы же слышали! Приказываю всех развязать!!
— А в психушке что — не вяжут? Вы, видимо, хороший человек и привыкли только с хорошими людьми дело иметь… Впрочем, чего об этом говорить. Пойду развязывать.
— Постойте! Но почему они так шумят? Пьяный-то упадет и уснет… Или полупьяных здесь собрали?
— Афанасий Герасимович! Вы же знаете, диагноз ставит фельдшер, и у каждого нашего средняя степень опьянения. Разве бы более-менее трезвого мы бы положили?
— Где фельдшер?
— Он… отдыхает.
— У меня к нему пара вопросов.
Комлев встал и, перешагивая через затихающие фигуры, прошел в дежурку, оттуда в коридор на выход. Толкнул дверку в комнатенку, где возлежал на банкетке храпящий Кореньков. Хотел было разбудить, но отпрянул от густого запаха сивушного перегара:
— Кто его споил?
— Только что был трезв! — доложил появившийся в дверях Пустоболтов.
— Трезв?.. И это он в таком состоянии работал?
— Я не знаю, Афанасий Герасимович, но вот поглядите, — дежурный принес заполненные акты. — Все путем.
— Отнесите его тоже в палату. И не забудьте составить акт!
— А степень опьянения? Я же не фельдшер.
Комлев медленными ватными шагами прошел в дежурку. Увидев грибника, которого Шалов вел в палату. Тот, хромая на обе ноги и растирая затекшие руки, вперемежку со всхлипываниями восклицал:
— Фрицы проклятые…
— Афанасий Герасимович! Вы плохо себя чувствуете. Может, чего успокоительного дать? — осторожно спросил Пустоболтов.
Комлев вновь не знал, что ему делать. Хотелось измутыскать фельдшера, разогнать милиционеров, повыпустить всех из палат… Чувствовал, как нарастает, густеет напряжение, и, боясь, что вконец потеряет контроль над собой, выбежал из помещения.