Мягко, по-кошачьи переступая сапогами, в кабинет вошел Дмитрий. Остановился. Достал из кителя паспорт. Раскрыл и показал Жанне. Та выхватила документ и прилипла глазами к нему.
— Что это? — спросил Комлев.
— Штамп о разводе, — горделиво сказал Кау.
— Да вы что! — воскликнул Комлев. — Между собой договориться не можете!
— Смотри-ка. И печать настоящая. И подпись тут, — проговорила Жанна, продолжая смотреть в паспорт.
— Только сейчас оттуда, — невозмутимо сказал Кау.
— Ну, так что, вопрос, решен? Дальше уж сами разбирайтесь, — произнес Комлев.
— Пошли, но я проверю! — Жанна встала. — Извините, товарищ. Он на все способен. Если он паспорт подделал, вы должны его в кутузку упрятать, — выпалила и потащила Дмитрия за собой.
С тех пор он предпочитал не задерживаться у себя. Чаще мотался по району, патрулировал, проверял посты… Как-то вечером, устав от маеты, все-таки остался в кабинете, надеясь, что про него забыли и никто не побеспокоит зряшным и пустым своим посещением. Только расслабился, как услышал дробь каблучков в коридоре и, подскочив к двери, быстро защелкнул замок. Опустился на диван и замер от раздавшегося стука и женского голоса:
— Товарищ воспитатель!
Это вновь была Лариса Леонидовна.
— Афанасий Герасимович! — частые удары повторились. Потом она проговорила за дверью. — Нет! В который раз нет! Но сегодня я его не упущу!
Комлев похолодел и решил: ни за что не откроет. «Может, Кау и впрямь подделал штамп! Нет, надо бежать из роты. Из этого чудильника. Уносить ноги, пока не поздно…» Сидел и ждал, когда посетительница уйдет. «Не выдержит же до часу ночи!»
На улице уже темнело. По стенам кабинета поплыли причудливые тени. Под дверью четко обозначилась светлая полоска. Понял, что в ленинской комнате включили свет… Продолжал сидеть в темноте, бросая редкие взгляды на решетку в окне, которую готов был сорвать. Новый женский голос вдруг за дверью спросил:
— Вы к нему?
Узнал Бадыкину.
— Да.
Догадался, что женщины сели в коридоре, и пожалел, что не вышел сразу. Тогда бы разделался только с женой Дмитрия и ушел. Невольно улавливал разговор.
— А этот лучше Гундарева, милашка! — говорила Лариса Леонидовна. — И культурный. Не лапает.
— Лучше б лапал, да толк был! — парировала Бадыкина.
Время продолжало катиться медленно-медленно. Комлев то потел, то падал в дрожь. Чертов диван оказался скрипуч, и нельзя было на нем пошевельнуться. Женщины могут услышать, что он здесь. Теперь Комлев знал о многих своих достоинствах, о которых ранее и не догадывался, о том, что хорош собой, что имеет среди милиционеров кличку Герасим. За перегородкой добавился еще женский голос.