«Пусть остается там, на буграх… Скажу, что не нашел… И проверить меня никто не сумеет. Ночь… тьма… вода… закрутило… Вот и все… И конец всем моим страданиям… И я прав… Я защищаю себя, свое счастье…»
Борис перестал грести, закурил и, причалив к каким-то кустам, слушал грозное дыхание днепровского разлива. Вода все поднималась, и в душе Бориса, откуда-то из темных глубин, поднималось что-то беспощадное, злое… В кустах кто-то бултыхался возле лодки, и Борис вспомнил, как бултыхался Егорушка, когда он оттолкнул его от доски… Потом кто-то заохал — это охала лягушка в весеннем страдании, а Борису казалось, что вот сейчас из кустов выплывет Егорушка. Борис испуганно оттолкнулся веслом от кустов и погнал лодку по черной воде.
Он греб изо всех сил, сам не зная, куда плывет… Опять кусты…
В изнеможении он оттолкнулся веслом и чуть не уронил его, — казалось, кто-то схватил за весло и тянет, вырывает из рук.
«Шугаев догадывается, что это я послал письмо Маше, — вдруг подумал Борис, и теперь ему стало ясно, почему Шугаев с таким гневом обвинял его в себялюбии и назвал врагом. — Если я не привезу Владимира, то Шугаев обвинит меня в его гибели… И тогда… Этот учитель с голубыми глазами страшен во гневе… Юридически он ничего не докажет… Ночь… тьма… вода… Но Шугаеву не нужно юридических доказательств… Он будет действовать так, как захочет. Он сломает мне карьеру… Добьется, что меня выкинут из аспирантуры…»
И тут Борисом овладел такой страх, что он рванул веслами воду, не чувствуя боли в растертых до крови ладонях.
— Едут, — сказал Шугаев, услышав плеск воды.
— Володька, жи-ив? — крикнул Коля.
— Жив, — отозвался Владимир каким-то незнакомым голосом.
— Скорей, скорей к огню! — сказал Шугаев, когда Владимир выпрыгнул из лодки. — Снимайте с себя все… Вот мое наденьте, — Шугаев скинул пиджак.
— Эх, водки бы сейчас стакан! — мечтательно сказал Коля. Его все еще била дрожь.
— Да, подвел нас Тимофей Андреевич, чтоб ему пусто было! — с досадой проговорил Шугаев; ему тоже хотелось выпить после такого нервного напряжения.
Владимир, переодевшись в сухое, сел близко к костру и молча смотрел на быстрые язычки огня, с наслаждением чувствуя, как возвращается в тело тепло. Только сейчас понял он, что был на краю гибели.
— Спасибо, Коля, — сказал Владимир тихо. — Еще заболеешь из-за меня…
— Ну, вот, — смущенно пробормотал Коля. — Да, я забыл отдать тебе письмо.
Владимир распечатал конверт. Наташа писала:
«Только что пришла из консерватории, слушала «Реквием» Берлиоза… Если бы он не погубил ради своей жены последнюю симфонию, какая это была бы изумительная музыка! Не забывайте этой ошибки…»