Когда Игнат закончил рассказ, подкралась ночь.
Вагон покачивало. Колеса отстукивали глухой ритм. В потемневшие окна полосами ложились желтые отсветы фонарей.
От тепла и сытости Игната разморило. Он обмяк, сгорбился, как растрепанная ворона. Моргал слипающимися глазами да глухо покашливал в кулак. Старик Прохор Власович вальяжно развалился на сиденье, расстегнул ворот косоворотки, в вырезе которого золотом блеснула широкая, едва не в мизинец толщиной, цепь.
"До золота они не жадные, как же!" — зло подумал про себя Игнат.
Положив на колени деда курчавую голову, дремала свернувшаяся клубочком Леля. Пальцы старика лениво перебирали черную стружку ее волос, а сам Прохор Власович казался погруженным в раздумья.
Но самым странным было то, что за все время, пока они ехали в купе, пока ели, пока Игнат вел свой рассказ, никто не потревожил их покой, не постучал в двери. Более того — вагон был безлюден и мертв, словно они одни ехали в нем. Словно на свете больше не осталось никого — только Игнат да два его собеседника.
— Выходит, добыл ты мертвую воду, — наконец, тихо произнес Прохор Власович.
— Добыл, — хитрить перед стариком не хотелось, или так действовала на него гипнотическая сила зеленых кошачьих глаз, которые вполприщура тускло поблескивали сквозь стекла пенсне, но парень не сомневался — просвечивали его насквозь, будто рентгеном.
— Покажи, — велел Прохор Власович.
Словно во сне (а, может, это и было сном?) Игнат достал из-за пазухи мешочек, развязал тряпицы. Вагон подпрыгнул, и слабые пальцы едва удержали прыгнувшую колбочку. В окне семафор зловеще подмигнул рубиновым глазом, и перламутровая жидкость в колбе тут же окрасилась в красный цвет.
"Будто кровь", — подумал Игнат.
Он постарался отогнать возникшие в памяти картины отрубленной головы Эрнеста, пузырящейся крови, огня, лижущего бока мертвых уродцев.
Прохор слегка подался вперед, стараясь не потревожить сон внучки, с любопытством быстро осмотрел сокровище, но брать в руки не стал.
— Еще не испытывал? — спросил он.
— Нет…
— И не нужно, — сказал Прохор Власович, как отрезал. — Сколько горя она принесла. Сколько еще принесет. Товарищ твой вовсе сгинул…
От этих слов Игнат поежился. Перламутровая жидкость будто через стекло жгла ему пальцы, и он торопливо принялся завертывать колбу в тряпье снова.