Он подсадил сначала Марьяну, потом Игната, и тот судорожно вцепился в перила обеими руками. Но, как и обещал Витольд, взбираться было достаточно легко, и, в конце концов, лестница уперлась в широкую площадку, огороженную высокими перилами. Здесь Игнат позволил себе отдохнуть и оглядеться.
Сумерки сгустились совершенно, но на востоке облака истончились, пропустив сквозь свою завесу призрачный желтоватый отсвет луны. Частокол теперь казался хребтом какого-то древнего ящера, и насаженные на шесты волчьи головы отбрасывали на снег длинные тени. Несколько шестов пустовало.
"Это место для головы Яг-Морта, — подумал про себя Игнат. — Хороший подарок для лесной ведьмы".
Внутренний дворик был невелик. С правой стороны Игнат заметил аккуратно сложенную поленницу. Слева — что-то вроде крытого ангара, перед которым валялись куски жестяной обшивки, мотки проволоки и прочие мелкие детали. Тонкие шнуры, протянутые от калитки, заиндевели на морозе, словно серебряные струны. Стоит их тронуть — и над тайгой польется музыкальный звон.
Марьяна тем временем подняла руку, чтобы постучать в дверь, но Витольд остановил ее словами:
— Не нужно. Она знает о нашем прибытии.
Дверь отворилась мягко и медленно, пропуская полоску тусклого света. К запахам дерева примешался запах теплого молока и сушеных трав, и это удивило Игната.
"Разве так должно пахнуть в мертвом доме Бабы Ёмы?" — подумал он.
Но вслед за Витольдом переступил порог, и увиденное заставило удивиться еще больше.
Внутри не было ни кипящих котлов, ни косматых паутин, ни сов, что таращили бы свои желтые глаза из затемненных углов колдовской хижины. На какое-то время Игнату показалось, что он вернулся в детство — такая же выбеленная аккуратная печь стояла в его собственном доме, и был стол на резных ножках, а на столе — блюдо с только что испеченным пирогом и крынкой топленого молока. Развешенные под потолком сухие пучки трав также были Игнату знакомы — недаром его бабка слыла "знающей" по всей Солони.
Но молодая женщина, сидящая на дубовой скамье, меньше всего походила на знахарку или ведьму. Хрустальный ангел — вот, что первым делом пришло Игнату на ум. Такими украшали макушки праздничных елей, что устанавливали в селах и деревнях посреди площади и вешали на них стеклянные шары и гирлянды, которые сияли во тьме, словно мириады крохотных солнц. И ведьма была невесомой, светлой и прозрачной, так что, казалось, тронь ее неосторожно — и она тут же рассыплется на тысячу сверкающих осколков.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — нараспев произнесла она с характерным акцентом, присущим всем коренным северянам.