От станции к гостинице они возвращались уже в сумерках: по пути Марьяна затащила парня на выставку картин оричского художника Кештыча. Его картины в основной своей массе представляли зимние пейзажи и были выполнены в серо-сиреневых тонах, что оставило в душе Игната какой-то тяжелый, неприятный осадок.
— Я больше люблю яркие цвета, — признался он. — Серости и так в жизни хватает.
Марьяна засмеялась и назвала Игната глупышом, а он не обиделся, только улыбнулся ей добродушно. Потом они постояли на мосту, глядя поверх перил, где над черепичными крышами сливовым соком наливалось небо. Игнат вдохнул свежий, немного кисловатый запах городской жизни. Кое-где уже зажигались огни, а изредка снующие по улицам машины смешивали снег и песок в однородную грязевую кашицу. В одном месте Игнату пришлось подхватить Марьяну на руки, чтобы она не запачкала новые сапожки в одной из широко разлившихся и запрудивших улицу луж. Девушка довольно захихикала и пропела:
— А силушка-то богатырская к тебе вернулась! Не зря, значит, у ведьмы в гостях побывали.
— Еще как не зря, — серьезно ответил Игнат.
И, опустив Марьяну на сухую мостовую, украдкой потрогал подаренный чертом амулет.
На миг у него появилось какое-то неприятное, гнетущее чувство, будто за ними кто-то следует по пятам. Игнат оглянулся, но не увидел никого — только мимо прошла компания хмельных парней, и, поравнявшись с Марьяной, один из них отпустил в ее адрес сальную шуточку. Девушка покраснела от возмущения, а парни загоготали. Игнат шагнул было следом, но Марьяна ухватила его за руку.
— Да брось, не связывайся! — громким шепотом упросила она. — Что с пьяных возьмешь? Нам тут не век проживать, авось, скоро уедем.
Игнат послушно остался на месте, но все же тяжелым взглядом проводил удаляющуюся компанию, пока та не скрылась за ближайшим поворотом.
— А все же, — угрюмо сказал он, — прошли те времена, когда из меня можно было дурачка делать.
Он покачал головой и повернулся к Марьяне. Та почему-то отступила, ее глаза округлились, уголки губ задрожали и поползли книзу.
— Иг… нат, — жалобно произнесла она, и голос ее надломился.
Он растерянно остановился, еще не понимая, чем вызвана такая реакция. А потом почувствовал, как на его плечо легла грубая ладонь, и в бок уткнулось что-то острое.
— Молчи, — произнес прокуренный голос.
До Игната долетел густой запах перегара и пота, он хотел обернуться, но чужая рука больно перехватила его за локоть.
— Ты лучше не дергайся, — посоветовал незнакомец. — А то сделаю дырку, потом не залатаешь.
Он хрипло засмеялся, и обратился уже к Марьяне: