Перейдя мост, еще минут двадцать мы идем по мокрой после дождя обочине Кастелау-роуд. С детства привыкшие к сырости, англичане не считают непогоду достаточной помехой для прогулки. Сама королева в любое время года катается в открытой коляске, не опасаясь ни простуды, ни ломоты в костях. Джулиан бодро вышагивает по скользкому гравию, лишь изредка стряхивая капли влаги с бобрового воротника пальто. И вовремя придерживает цилиндр, предвосхищая попытки ветра отправить головной убор за изгородь одного из тех коттеджей, что выстроились в шеренгу вдоль дороги.
К концу променада мистер Эверетт сохраняет безупречный внешний вид, чего нельзя сказать обо мне. Пугало пугалом. Поля черной соломенной шляпки пошли волной, отсыревшая пелеринка плотно облепила плечи, да и само платье промокло до лифа. Вдобавок я слегка прихрамываю после падения, но это полбеды. Хуже, что начался насморк, и с каждым безобразно громким хлюпом я вспоминаю предупреждения Олимпии. Дескать, чтобы выжить в английском климате, нужно в нем и родиться. А южные жители вянут тут, словно лилии на морозе. Легкие не выдерживают. Год, от силы два — и чахотка. А там уж ни Канны не спасут, ни Ницца, можно саван себе шить.
Ее слова кажутся пророческими. Пока Джулиан возится с ключами, открывая узкие чугунные ворота, я вслушиваюсь в свое сиплое дыхание. Не завелась ли в легких смертоносная мокрота? Хотя если на роду написано умереть иначе, стоит ли бояться чахотки?
Поскрипывая, ворота отворяются, и мистер Эверетт зазывает меня в свои владения.
Тщательно скрываю удивление. Я ожидала увидеть нечто более зловещее — готические шпили, решетки на окнах, внутренний дворик, похожий на плац. Однако Приют Магдалины ничем не отличается от одного из тех кирпичных особняков в два этажа, на которые я насмотрелась за время прогулки. Разве что толстостенный, выше человеческого роста забор наводит на мысли о том, что хозяева опасаются грабителей — или побега.
Красный пористый кирпич фасада лоснится от недавнего дождя, с покатой крыши то и дело каплет. Тем не менее дом не выглядит заплаканным. За мокрыми стеклами белеют кисейные занавески и мерцают красными звездочками соцветия герани. Веерообразное окно над дверью придает всему крыльцу кокетливый вид, который лишь подчеркивают мраморные вазы по обе стороны лестницы. Из них торчат какие-то пожухлые хвостики, но я предполагаю, что в другое, более теплое время года над вазами благоухают цветы. Словно читая мои мысли, Джулиан извиняется за печальное зрелище, кое осенней порой являет собой приют. Окажись я здесь летом, мне не пришлось бы созерцать почерневшие клумбы вдоль гравийной дорожки. Летом все здесь зеленеет, а воспитанницы с удовольствием работают на свежем воздухе, как сказал бы Вольтер, возделывая свой сад…