Услужливая Мари называет имена горничных — Мария и Ортанс (а вовсе не «Гортань», как послышалось миссис Моррис) — и припоминает, что мама прогнала их, потому что они впустили в дом чужого. В то время газеты писали о бандах, что орудуют в столице в ночную пору. Будто бы злодеи придушивают своих жертв, а пальцы им дробят молотком, чтобы проще было снять кольца. Лондонцы к каждому незнакомому лицу присматривались с подозрением. Неудивительно, что мама столь сурово покарала обычную оплошность.
При упоминании матери на глаза Мари набегают слезы, и Ди ласково гладит ее трясущиеся плечи. На какой-то миг наши взгляды пересекаются. «Это не я, Ди, не я!» Сестра чуть заметно кивает: верю.
— Мисс Ланжерон, — обращается Джулиан к Олимпии, — я вынужден задать вам вопрос, который, при всей его нескромности, вовсе не имеет целью вас оскорбить.
— Какой еще вопрос?
— Об источнике доходов вашей матушки. Я попытался навести об этом справки, и скажу вам начистоту — мои попытки до сих пор не увенчались успехом.
— Maman говорила, будто papa оставил нам немалый капитал, а она пустила деньги в рост и теперь мы живет за счет ренты, — отвечает Олимпия задумчиво. — Хотя у меня на сей счет иное мнение.
— Вы не откажетесь им поделиться?
— Почему бы и нет? Maman занималась коммерцией, это как пить дать. По мануфактурной части. Я своими глазами видела бумаги, в которых упоминались рулоны тканей. Пару раз в год она ездила во Францию, но на все мои расспросы лишь отнекивалась.
— Интересно, почему так? — удивляюсь я.
— Это только у вас в Луизиане женщины сами ведут дела. В Англии все обстоит иначе. Рынок — мужская территория, сунешься туда, и, поверь, тебе быстро дадут укорот.
— Вот именно, — тихо, но со значением говорит Джулиан.
Всхлипы Мари перерастают в истерические рыдания. По кивку Джулиана Дезире выводит ее из гостиной, бережно придерживая за локоть, и мы остаемся втроем. В лице Олимпии ровным счетом ничего не изменилось. Оно кажется маской, и, учитывая ее худобу, маской посмертной.
— Вы полагаете, что маму убил один из конкурентов?
— Необязательно конкурентов. Это мог быть ее компаньон или поверенный. Поскольку мадам Ланжерон вела дело через агентов, вероятно, под чужим именем, отнять ее капитал будет не так уж сложно. Убийца об этом позаботился. Тут еще вот какой момент. Драгоценности мадам не были похищены, однако же в ее кабинете не осталось бумаг. Убийца забрал архив подчистую. Полагаю, документы и являлись целью его визита.
Сердце мое гудит, как колокол, сзывающий рабов на полевые работы.
Не могла же я, в самом деле, проломить тете череп, куда-то спрятать шуршащий ворох бумаг, после чего вернуться к двери опочивальни и рухнуть как подкошенная? Или могла? Если же предположить, что я ни в коей мере не причастна к смерти Иветт, то мамино письмо наряду с другими документами попало в руки настоящего убийцы. Значит, мы с Дезире ступаем по тонкому льду.