Подводное солнце (Казанцев) - страница 69

Да, здесь лежал он, артиллерийский лейтенант, мой физик, рядом с двумя убитыми бойцами.

Он был еще жив. Его отправляли в медсанбат.

Я стоял у носилок и видел глаза раненого. Он смотрел на меня, силясь что-то сказать. Губы у него шевелились, я наклонился к нему, но ничего не услышал…

Лейтенанта унесли, убитых оттащили. Рядом с уцелевшей пушкой появились еще две. Около них стоял уже другой лейтенант, высокий, безусый и худой. Он нервно потирал подбородок и старался говорить ровным и строгим голосом, отдавая приказания.

Не успел я вернуться на свой наблюдательный пункт, как меня вызвал к себе командир дивизии.

Он, разгневанный, метался по блиндажу и размахивал руками. Увидев меня, он закричал:

– Веселов! Сейчас же грузи свои торпеды! Отступать к переправе!

– Как отступать? – опешил я.

– Не рассуждать! – закричал полковник, лицо его налилось кровью. – Расстреляю! Немцам свою технику хочешь оставить?

Я понял, что дело плохо. Полковник, очевидно, только выполняет чей-то приказ.

Я выбежал от него и бросился к блиндажу, в котором провел ночь. Он был совсем недалеко.

Не давая себе отчета в том, что делаю, я пригнулся, чтобы не задеть головой о накат, и склонился над необструганным столом.

Светя себе электрическим фонариком, я переписал оставшиеся от лейтенанта-физика цифры. Увидев ободок артиллерийского снаряда с засохшими шариками хлеба, я непроизвольно сунул его в карман.

Потом мне было уже не до чего, я забыл обо всем.

Нет ничего горше отступления, когда противника только что отбили, когда он не виден и, прорвавшийся где-то в стороне, угрожает неизвестно откуда.

Прошел дождь, дороги развезло, на ногах налипали пуды глины.

Мы отступали так до самого Керченского пролива. Оставшиеся торпеды и наш танк-электростанцию пришлось взорвать.

Горько рассказывать, как мы переправлялись через пролив. У причалов творилось нечто невообразимое. Немцы били по скоплениям людей на берегу всеми способами: и из пушек, и с самолетов.

Проникнуть на причал, заполненный беспорядочной толпой, нечего было и думать. Убеждением, угрозой, силой ничего нельзя было сделать.

И только, когда с ревом снижался немецкий самолет и на берегу начинали вздыматься столбы взрывов, люди бросались от причалов врассыпную.

Этим моментом мне и моим помощникам удалось воспользоваться, завладев подступами к причалу. Я старался навести хоть какой-нибудь порядок и не пускал никого на мостки.

И тут я увидел – на берегу толпу людей, впереди которой стояли медсестры и военные врачи. Я понял, что это госпиталь с ранеными.

Когда подошел очередной катер, я приказал грузиться на него составу госпиталя.