Я с тревогой наблюдал за процессом. Уж не собирался ли Нефедов отгородиться от меня охраной и под этим прикрытием исчезнуть в неизвестном направлении? А я даже в отдел не позвонил.
Охранники направились к Нефедову, но тот махнул рукой, отсылая их обратно к машине.
— И что все это значит?
— Все правильно ты сказал, капитан, охрану дома нужно усилить. А у меня, я так понимаю, будет казенная охрана, — невесело усмехнулся он.
— Вас подозревают в убийстве. На ноже, которым был убит Чайков, отпечатки ваших пальцев.
— Кто бы сомневался… Но ты же веришь, что я не убивал? — Нефедов с надеждой посмотрел на меня.
— Верю. Но не знаю, кто вас подставил… Где ваш начальник безопасности?
— Исчез. Как сквозь землю провалился.
— Или он стал жертвой заговора против вас, Вадим Борисович, или он сам во главе угла. Возможно, Серафимой занимался его человек… Или он сам.
— Если он во главе, то дело дрянь. Он знает схемы, знает, как вывести компанию из-под моего контроля. Это очень сложно, но если известны ключевые точки, то все возможно… Знаешь, Севастьян, нельзя мне сейчас в тюрьму! — Нефедов посмотрел на меня с надеждой, а голос прозвучал решительно.
Я почувствовал себя дураком, который упустил прекрасную возможность задержать беглого подозреваемого. Надо было всего лишь позвонить в отдел. Высморкаться и позвонить, а я сопли развел…
— Я сам во всем разберусь.
— А если нет? — Нефедов с сомнением глянул на мою загипсованную ногу.
— Я постараюсь.
— Все сложно. Все очень сложно. Тут и Курдов может крутить, и Полубояров… Ты не спешишь?
— Я не на службе.
— И я не спешу, — усмехнулся Нефедов. — Сесть я всегда успею… Чай, кофе или чего покрепче?
— Можно и покрепче. Только чуть-чуть.
— Может, в дом?
Я отказываться не стал. Уж очень хотелось мне посмотреть, как устроен этот дворец изнутри…
…Запретная страсть, она как смерч, ее не ждешь, и даже боишься, пытаешься спрятаться, но все бесполезно. Сколько я пытался отказать себе в удовольствии спать с Лизой, но стоило ей позвонить, и я мчался на улицу Буденного.
И сегодня она позвонила. И снова меня закружило и понесло, с корнем вырвав из уютной семейной жизни. Я, конечно, вернусь обратно, но это будет потом, завтра, а сейчас мы с Лизой в полете, нас крутит и вертит. Крутое пике, дикий вой, вибрация, центробежные силы. И — остывающая тишина…
Еще чуть-чуть, и послышится шорох — это проснется совесть и начнет меня грызть. Но я знаю, как успокоить ее. Мы с Лизой редко встречаемся, даже реже, чем раз в месяц. Не так уже это и страшно для семейной жизни. Во всяком случае, я смогу себя в этом убедить. Наверное…