и других убедить сделать то же самое.
А что если они не захотят уходить? — спросила его я. Многие из них слишком стары, чтобы перебираться в лес. Некоторые больны. У женщин маленькие дети. А молодежи подавай велосипеды и европейскую одежду, зеркала и блестящие кастрюльки. Они хотят работать на белых и покупать себе новые вещи.
Вещи! Произнес он с отвращением. Чертовы вещи!
Во всяком случае, у нас впереди целый месяц, и надо провести его с пользой, сказала я.
Поскольку мы истратили большую часть наших денег на жестяную крышу и на оплату проезда, этот месяц нам предстояло провести в нищете. Однако он оказался счастливым. Мы почувствовали себя одной семьей, хотя с нами и не было Коринны. Прохожие на улице неизменно говорили нам (если они вообще с нами разговаривали), что дети очень похожи на нас обоих. Дети уже не удивлялись и воспринимали это как должное. Освоившись, они стали ходить на прогулки по городу одни, предоставив своему отцу и мне более скромные развлечения, заключавшиеся в тихих беседах.
Самуил родился на Севере, в Нью-Йорке, и учился там же. Он познакомился с Коринной через свою тетку, которая вместе с теткой Коринны некогда была на миссионерской работе в Бельгийском Конго. Самуил нередко ездил со своей тетей Алфеей в Атланту, где жила Кориннина тетя Феодосия.
Эти две дамы вместе пережили необыкновенные приключения, смеясь, рассказывал Самуил. На них нападали львы, их атаковали «туземцы», им приходилось спасаться от охваченных паникой слонов и грозных потоков воды во время дождливых сезонов. Истории, которые они обе рассказывали, были просто невероятны. Восседая на диване, набитом конским волосом, среди подушечек и абажуров, две чопорных дамы в кружевах и оборках делились за вечерним чаем самыми ошеломляющими историями.
Еще подростками мы с Коринной переделывали эти истории в комиксы, придумывая им разные названия, такие, как ТРИ МЕСЯЦА В ГАМАКЕ, или УСТАВШИЕ БОКА ЧЕРНОГО МАТЕРИКА, или КАРТА АФРИКИ: ПОСОБИЕ ПО АФРИКАНСКОМУ РАВНОДУШИЮ К СВЯЩЕННОМУ ПИСАНИЮ.
Мы потешались над своими старыми тетками, но нас зачаровывали их рассказы. Они обе были такие степенные, такие положительные. Трудно было представить, что они собственными руками строили школу в джунглях, или сражались с крокодилами, или отбивались от недружественных африканцев, которые считали, что раз они носят развевающиеся, похожие на крылья накидки, то, значит, они могут летать.
Джунгли? Мы с Коринной хмыкали, переглядываясь друг с другом. Одно это слово могло вызвать у нас тихую истерику, пока мы спокойно попивали чай. Они-то, конечно, не подозревали, насколько они нас смешили. Причиной наших насмешек во многом были существовавшие тогда понятия о Африке и африканцах. Африканцы для нас, как и для всех прочих, были не просто дикарями, они были нелепыми и неуклюжими дикарями, как и их нелепые и неуклюжие потомки у нас дома. Правда, мы избегали, слишком, может быть, старательно, этого очевидного сравнения.