Когда я проснулся, она уже сидела за столиком у зеркала и пила кофе.
— Доброе утро, — голос ее был бодрым и веселым.
— Доброе.
Я отбросил в сторону одеяло и прошел в располагавшуюся в двух шагах от комнаты душевую. Привел себя в порядок. Вернувшись, я обнаружил на столе поднос с супницей, черным хлебом и аккуратно порезанной ветчиной. Коломбина сидела на кровати и разбирала свои маски.
— Когда же вы успели? — указал я на поднос.
— Пока вы причесывались.
— Просто не люблю ходить лохматым, — смутился я.
Она внимательно посмотрела на меня и в первый раз улыбнулась.
— Ешьте.
Я сел за стол и с удовольствием съел горячего куриного супа и ветчину.
Все это время она молчала, продолжая перебирать свои маски.
— Спасибо, — я не столько стремился отблагодарить ее за еду, сколько привлечь внимание.
— Пожалуйста, — она даже не посмотрела в мою сторону.
— Скажите, эти маски… вам среди них не страшно?
— А вам среди ваших друзей?
— Ну, это все-таки не одно и то же…
— Разве?
— Конечно.
— И в чем разница?
— Ваши маски… они какие-то зловещие… даже самые красивые из них. Понимаете, в них чувствуется что-то пугающее, что-то демоническое… Какая-то…
— Магия?
— Да. — Некоторое время я молчал, пораженный тем, насколько точно это слово характеризует сковавший меня страх.
— Что ж, возможно, вы и правы. — Она продолжала разбирать свои маски, даже не глядя в мою сторону. Мне же хотелось разговорить ее, узнать о ней как можно больше.
— У вас тут довольно скучно. Как вы живете без музыки?
— А вы?
— Я постоянно слушаю музыку. У меня дома стоит огромный музыкальный центр, и я каждый вечер гоняю на нем диски Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Эллы Фицджеральд.
— У меня тоже есть музыка. Хотя и несколько иная.
Она подошла к шкафу, открыла дверцу и принялась что-то искать. Пока она это делала, я разглядел несколько совершенно умопомрачительных платьев, висящих в ее гардеробе, они были столь необычны, что я с трудом мог представить, куда еще их можно было бы надеть кроме карнавала. Наконец она вытащила красивую деревянную шкатулку, от которой буквально исходил дух древности. Я бы не удивился, если б узнал, что этой шкатулке лет триста.
Коломбина подошла ко мне, села рядом, раскрыла шкатулку. Заиграла старинная мелодия, наподобие той, под которую они танцевали прошлой ночью. Эта мелодия была одновременно и красивой и пугающей. Она усыпляла, погружала в транс, словно взгляд опытного гипнотизера.
Коломбина посмотрела мне в глаза, и я понял, что она хочет узнать мое мнение об услышанном.
— Очень необычная музыка, — сказал я.
— Что вы чувствуете, когда ее слышите?