— Что, прям на работе?
— Нет, у нее дома! На работе, где же еще.
— Вот тебе и Гришка! Силен мужик! — Верка удивленно присвистнула.
Вася засопел.
— Только смотри у меня, никому! Узнаю — убью. Ну, давай твою бутылочку…
Ульяна, боясь, что ее могут увидеть, отшатнулась от двери. Сердце стучало как бешеное, каждым ударом отдаваясь в голове. Она пошла домой не оглядываясь. Любовница. У ее мужа любовница. Они и женаты-то всего ничего, а он уже завел любовницу. Вспомнила его слова — постылая… Вот оно, значит, что… Господи, как же больно…
Дома легла на диван, глаза закрыла. Что делать с этим? Сказать? А вдруг хлопнет дверью и уйдет? Обрадуется даже, что не нужно врать. Постылая… Ну, нет! Так просто она своего счастья не отдаст. Что же, ребеночек сиротой будет? Только не это… Она промолчит. Будет улыбаться и молчать. Будет ему хорошей женой, усмирит свою ревность, задушит обиду. Нельзя, нельзя сейчас ему допросы чинить, только хуже будет, чувствовала Ульяна. Понята: на песке она свой домик выстроила, но и он, этот песчаный домик ей дорог, и за него она бороться будет. А пока все про эту учетчицу разузнает, что да как. Глядишь, все не так страшно и окажется. Подумаешь, кровь молодая взыграла, чего не бывает… Оправдывала его, но на душе кошки скребли. Не в ее это характере — прощать.
Муж заявился поздно, и Ульяна горько усмехнулась про себя — знаю, чем занимался, работничек. В дверях прижалась к мужу, вдохнула запах. Нет ли чужого? Нет, ничего не почувствовала, только запах смолы и дерева. Обиду сдержала, на стол накрыла.
— Что это с тобой, Уль, хмурая ты какая-то… неласковая.
— Нездоровится мне что-то, даже с работы отпросилась. Пойду лягу.
— Иди полежи, а я к соседу схожу, он помочь просил.
Ульяна собрала со стола остатки ужина, перемыла посуду, обрадовалась даже, что ушел. Одной побыть захотелось. Легла в кровать, лежит, а слезы сами собой по щекам катятся. Нет счастья. Как не было, так и нет. Все она сама себе придумала — и про семейное благополучие, и про любовь мужнину. Дурочка, правда, какая дурочка. Услышала, как дверь хлопнула, вздрогнула. Гриша вошел в комнату, она спящей притворилась, даже представить страшно было, что он к ней сейчас прикоснется. Уйти бы куда, да заподозрит ведь неладное. Вытерла слезы, уткнулась в подушку. Гриша рядом лег, поворочался и захрапел, дыша легким перегаром. Выпил. Понятно, что жена ему не нужна, намилуется на работе, натешится невесть с кем. Но, почувствовав рядом знакомое мужнино тело, немного успокоилась. Все равно та любовь долго не продлится, краденая она, пугливая, а значит, позорная. Но сколько ждать? А как все узнают? Пальцем на нее показывать станут, за спиной шептаться… А ну как еще жалеть начнут. Если Верка знает, так теперь и вся деревня скоро узнает. И ничего ведь не поделаешь теперь, как Верке рот заткнешь? Эх, Вася, Вася! За бутылку друга продать готов. Во сне Гриша руку на Ульяну положил, прижался. Она притихла, засыпать начала. Утро вечера мудренее.