Полицейские были настроены менее романтично. Не желая употреблять ни одно из озвученных имен, они изобрели третье — соединив первый слог одного и последний другого. Таким образом из Лизы-Розы и Эмили получилась Лили.
Лили…
Первым перед журналистами назвал девочку этим именем комиссар Вателье.
И оно как-то прижилось. Так что полицейским, выходит дело, тоже бывает свойственна романтика. Стрекозка по имени Лили.
Не Лиза-Роза. Не Эмили.
Лили.
Химера. Странный гибрид двух существ.
Монстр.
Кстати, о монстрах. Пора рассказать вам о той роли, что сыграла в этой истории Мальвина де Карвиль. Самой Мальвине де Карвиль вряд ли понравилось бы, что, заговорив о монстрах, я тут же вспомнил ее. Но вы меня простите. То, что случилось с Мальвиной де Карвиль, можно назвать одним из побочных эффектов трагедии. Если угодно.
Леонс де Карвиль был человеком волевым, решительным и привыкшим добиваться своих целей. Между тем не существовало ни одного вещественного или иного доказательства, позволявшего решить дело в его пользу. И тогда он совершил две ошибки. Две очень грубые ошибки. Ему, видите ли, не терпелось.
Первая касалась его родной внучки, шестилетней Мальвины. Это был жизнерадостный, избалованный ребенок. Разумеется, трагедия, в одночасье лишившая ее родителей и младшей сестры, не прошла для нее бесследно. Но благодаря армии психологов и окружению родственников она постепенно справилась бы с болью и зажила нормальной жизнью.
Все справляются.
Проблема в том, что она была единственным прямым свидетелем. Единственным на свете человеком, общавшимся в Турции в Лизой-Розой в первые два месяца ее жизни. Первые и, возможно, последние…
Способен ли шестилетний ребенок опознать грудничка? Опознать с уверенностью? Отличить его от других?
Вопрос заслуживает обсуждения…
Мальвина была единственным козырем Карвилей против всех утверждений Витралей. Она одна могла сказать, является ли найденный ребенок Лизой-Розой. Леонсу де Карвилю следовало защитить ее, не позволять превращать ее в свидетельницу, выгнать вон детективов — он обладал для этого всеми средствами. Он должен был запретить задавать ей вопросы, оставить ее в покое, отослать куда-нибудь на природу, подальше от мучительного разбирательства, в пансион для детей богатеев, где полно внимательных воспитательниц, веселой ребятни и живых зверюшек в огромном парке… Вместо этого он выставил Мальвину напоказ, заставил ее давать показания — десятки и сотни раз, перед судьями, адвокатами, полицейскими, экспертами… Она недели напролет проводила в официальных кабинетах и приемных, в компании с мрачными типами в строгих костюмах и гориллами-телохранителями — от журналистов ее все-таки оберегали.