Но это был единственный более-менее спокойный день. Назавтра Викерс стал вызывать свидетелей, и первым из них был некто Сол Денкерс, страдающий одышкой очкарик со склеротическими прожилками на носу.
— Скажите, мистер Денкерс, — приступил к допросу прокурор, — присутствовали ли вы при убийстве Кеннета Тарчера?
— Совершенно точно могу сказать, что присутствовал, — пропыхтел толстяк. — Я сидел себе на крылечке и видел, как парни подняли бучу, а потом один из них полез по ступенькам вверх, и кровь из него лила как из свиньи на бойне. Упал он, значит, и лежит. А мы с женой всего на ступеньку выше сидели, так что я потом целый час ботинки от крови отмыть не мог.
— И это все, что вы видели?
— Нет, сэр, не все, я видел еще, как вот этот малый драпал с тесаком в руке.
— Мистер Денкерс, — спросил Вернон, — правда ли, что у вас плохое зрение?
— Правда, сынок, истинная правда. Погоди, доживешь до моих лет…
— Время близилось к полуночи, улица была плохо освещена, и все же вы умудрились разглядеть нож в руке Бенджамина Блескера. Посмотрите на вещественное доказательство и скажите, этот ли нож вы видели у моего подзащитного?
— Эх, сэр! Сказать по правде, я бы никакого ножа и не заметил вовсе, кабы не моя старуха. Это она завопила тогда: «Глянь-ка, да этот парень с ножом!».
Толпа в зале загудела, послышались смешки.
Следующей свидетельницей была сама миссис Денкерс. Она сразу же заявила, что с глазами у нее порядок и что нож она узнает из миллиона ему подобных. Можно было подумать, что зарезать пытались ее саму, так она тряслась и брызгала слюной от злости. Но хуже всего был третий свидетель, Марти Кнэп, сотрудник отдела по работе с несовершеннолетними.
— Нет, Бенджи парень неплохой, — задумчиво сказал он. — Но с норовом. Разве же мог он простить Кенни те тумаки, что получил от него месяц назад?
— Значит, вы считаете, — торжествующе воскликнул Викерс, — что это не случайное убийство в драке, а обдуманная месть?
Вернон вскочил на ноги и стал выкрикивать протесты, судья Дуайт вроде бы тоже принял сторону защиты, но впечатление уже было произведено, и присяжные оживленно шептались за своим столом.
Накануне третьего дня процесса адвокат отправился повидать Бенджи.
— Ну что, малыш, — сказал он. — Видишь, как повернулось? Положение у нас не ахти, и самое обидное в том, что мне никак не дают развернуться.
— Попробуйте все же поднажать на этот сброд!
— Если б я был волшебником… Ты знаешь, раньше в нашем штате вешали даже подростков.
— Вешали? Вы что, с ума сошли?
— Даже если тебе сохранят жизнь, все равно через двадцать лет ты выйдешь из тюрьмы тридцатичетырехлетним калекой. Тридцать четыре года и репутация убийцы. Подумай…