— А ну, погоди. Давай в двух словах: что стряслось? Почему так тихо? Куда все пропали?
— Да как же вы не знаете? — изумленно вытаращились глазищи, желтыми искорками намекая на мою правоту, — господина Хидейка того…
— Как это того?!
— Ну, того, чуть не прибили нынче ночью. Насмерть.
— Чуть? — я почувствовал, как мгновенно затянувшийся где-то внутри узел пополз, развязываясь.
— Ну да! Доктор и полиция уже, почитай, оборота три с ним сидят. А он и говорить-то не может.
— Полиция уже здесь? Которая?
— Магическая, ясен день. Мирские тоже приходили, но магполы их погнали. Не их, мол, кон… ком… коптененция, — он ухмыльнулся, довольный обретением сложного словечка, — так и сказали. А мы все смотрим, как бы кто лишний в усадьбу не пробрался или наружу не выбрался, у кого этой ко… коптенции нету. Ну и вот, — мальчишка выразительно качнул чудесно удержанным подносом, на котором, сейчас слегка покосившись, стояла круглая железная миска, плотно закрытая промокшей тряпкой. От миски шел густой и ароматный пар, — на подай-принеси работаем.
— Слушай, — мысль созрела внезапно, — давай поднос, я отнесу, только скажи, куда. А ты пока… постой, на улицу-то вас выпускают?
— А как же. У ворот старый Мураг стоит, он пропустит ежели чего. А чего?
— Можешь сбегать на площадь Порядка и передать записку одной душе?
— Ну-у-у-у… — паренек многоопытно закатил глаза и сыграл лицом крайнюю занятость.
— За мной не заржавеет, — я поискал в кармане и добыл полновесный медяк, — этого тебе хватит?
— Ну-у-у?.. — попытался было хитрец.
— Не наглей! — оборвал я, — адрес запомнил?
— А то ж! — глаза мальчишки разгорелись.
— Хорошо. Шустро обернешься — добавлю еще. Но легковесную, а то разоришь. Пойдем, я пишу быстро.
Да и что там было писать? Пара строчек с обещанием зайти почти не заняли ни времени, ни бумаги. Маленький квартерон убежал с запиской, а, я подхватил не успевшую остыть посудину, водрузил на поднос и отправился искать Хидейка.
Все-таки, каждому свое. Я проходил коридор за коридором, поворот за поворотом и никак не мог взять в толк, к чему одной душе столько пространства. От обилия ковровых дорожек, гобеленов и целых рядов большеглазых портретов рябило в глазах. Мраморному изваянию древнего старца я обрадовался, как родному — покатые белые плечи и стесанное временем лицо статуи на толику разнообразили пестрый, но тошнотворно однородный пейзаж. Но стоило войти дверь за его спиной — и взгляд уныло заскользил по веренице пожалуй что внуков (а судя по пикантным округлостям и одной внучке) безликого старика. В конце концов из-за очередного угла вывернулась обещанная лестница. Я шустро слетел на первый этаж и с облегчением понял, что теперь уже не заблужусь — впереди показалась малая гостиная. Сквозь приоткрытые створки дверей мутным многоголосым ручьем сочился смущенный шепоток.