Отпирая ворота, она услышала в отдалении лай своры, а проехав полмили по извилистой и узкой подъездной дороге, увидела собак: через дорогу стремительно пронесся коричнево-белый поток. Опять гончие Роберта отправились в ночную прогулку! К утру, возможно, новым цветникам Анны придет конец — собаки любят рыхлую землю.
С тяжелым вздохом она свернула на боковую дорогу, и шины зашуршали по песку. Надо сказать Осгуду Уоткинсу, что свора опять бегает на свободе. Пальметто царапали дверцы машины, дифференциал то и дело задевал песчаный гребень между колеями. Внезапно в свете фар прямо перед ней возник олень. Она нажала на тормоз, автомобиль развернуло, бросило на песчаный откос, он раза два подпрыгнул и вновь оказался на дороге.
Ну, следующего оленя я собью! — подумала она. Не хватало только увязнуть тут в песке с сосновыми гремучками.
Но олени больше на дорогу не выскакивали, и зачерненные ночным мраком сосны разбежались по сторонам поляны, на которой жил Уоткинс. Лучи фар вырвали из глухой темноты изгородь и белый домик, неосвещенный, крепко спящий. Она нажала на сигнал, высунулась из окошка и прислушалась. Мгновение тишины, а потом собаки Уоткинса, придушенно тявкая, скатились с крыльца и помчались к изгороди. Сгрудившись у ворот, они прыгали и отчаянно лаяли.
К ним, спотыкаясь, бежал Осгуд Уоткинс, босой, с дробовиком в руке. Собаки не обращали внимания на его окрики. Он пнул ближайшую, вспомнил, что ноги у него босые, положил дробовик на землю, схватил одну собаку и швырнул ее в самую гущу остальных. Потом схватил вторую и бросил туда же. Собаки с визгом отступили под крыльцо. Маргарет видела, как они копошатся там и огрызаются друг на друга.
Уоткинс нагнулся, чтобы поднять дробовик. Маргарет пошла к изгороди, чувствуя, как в туфли сыплется песок.
— Уоткинс, — сказала она, — свора опять сбежала.
Он кивнул. Белая рубашка с расстегнутым воротом подчеркивала черноту его кожи.
— Их иногда не удержишь.
— Присмотри за цветниками, хорошо?
— Тут все дело в луне, — сказал Уоткинс. — Ну, я их запру.
— Как хочешь, лишь бы драгоценные цветники моей сестрицы остались целы и невредимы.
Дом раскинулся серой безмолвной громадой. Освещены были лишь два-три окна, но в садах горели фонари. Старик любил ночью видеть все вокруг, и, даже когда он был в Новом Орлеане, фонари тут сияли, подчиняясь его желанию.
Маргарет обошла дом по выложенному плитами полукругу — ключ у нее был только от парадной двери. Поднимаясь по ступенькам крыльца, она заметила что-то. Не движение и не звук. Это было просто ощущение чьего-то присутствия.