— Кто тут?
Полная тишина. Она уже хотела повторить вопрос, но тут Джошуа сказал:
— Ну, мама, ты все окончательно испортила.
Она, прищурившись, всмотрелась в блеск фонарей, который только обрамлял бездонные провалы мрака.
— Я плохо вижу по ночам, Джошуа. Тебе придется выйти на свет.
Но, еще не договорив, она разглядела его. Он сидел под большой азалией.
— Что ты делаешь в кустах в такое время?
— Предаюсь медитации.
Она уловила легкую нерешительность в его голосе, пристыженность. Конечно, он сам все отлично понимает, подумала она.
— В позе лотоса, — сказал он, подходя к крыльцу. — Я совершенствуюсь в ней.
— Я видела такие картинки, — сказала Маргарет. — И помнится, Будда действительно сидит под каким-то деревом, но только не под азалией.
— Конечно, нет, мама, но дух тот же.
— О, разумеется, — сказала Маргарет. — Дух — великое дело.
— Мама, я хочу задать тебе один вопрос.
— Почему я явилась сюда среди ночи?
— А?.. Нет… — На его худом лице появилось недоуменное выражение, потому что это ему странным не показалось. — Мама, серьезно, я хотел бы поговорить с тобой.
— О своих планах.
— Да, — сказал он. — Да.
— Планы у тебя, конечно, обширные и далеко идущие.
— Мама, по-моему, можно было бы использовать мистицизм доктора Швейцера — конечно, без расистского оттенка — для практического разрешения проблем потерянного общества.
— Джошуа… — Она уставилась на высокого юношу, думая: я перекормила его витаминами… — Я совершенно не понимаю, что ты плетешь.
— Ах, мама, у тебя все начинает выглядеть таким дешевым и отвратительным!
Джошуа исчез в темноте.
Убедившись, что он не вернется, Маргарет отперла тяжелую дубовую дверь.
Поднимаясь по лестнице, она думала: весь дом пропах цветочной смесью, Анна повсюду рассовывает свои мешочки с дурацкими сухими лепестками. Но хоть они сухие и мертвые, а пахнут очень свежо…
Она постучала в дверь Анны, подождала, пока щелка внизу не осветилась, и вошла.
— Доброе утро! — сказала она.
— Боже мой! — Анна, выпрямившись, сидела на постели. Ее овальное лицо было затуманено сном, длинные черные волосы ровно и прямо падали на спину, нисколько не спутавшись даже во сне. Безупречно прямые черные волосы с одной седой прядью у левого виска.
— Это настоящая седина или ты их выбелила?
— Что?
— Она настоящая?
— Конечно, настоящая.
— Я ведь не знала. Ты сейчас выглядишь так, словно сошла с киноэкрана.
Белые, чуть смятые простыни, бледно-голубое одеяло, белая ночная рубашка с квадратным вырезом и длинными рукавами… Маргарет подумала: ей-богу, если посмотреть поближе, так наверняка окажется, что все покрыто дорогой вышивкой или кружевом. Старомодная элегантность — в этом вся Анна. Театрально старомодная. А я? Завитки, завитки, как мои волосы. И круглая итальянская физиономия. Я выгляжу, как шарики на эвкалипте, круглые и колючие…