— Я каждое утро вижу, как вы подметаете крыльцо, — сказал он, словно это давало ему на нее какие-то права.
Она посмотрела на него:
— А я каждое утро вижу, как вы проходите мимо.
Не красавица, подумал он. Очень уж худое лицо.
Но в этом платье в черно-белую полоску и большом белом фартуке она выглядела скромной и милой. Да, она ему подходит.
Ее звали Эдна. Она жила с родителями в доме позади пекарни. И она приходила к Оливеру в тенистый сквер на другой стороне улицы, стоило ему позвать.
Но звал он ее не часто, да она как будто этого и не ждала. Угловатая, тощая, она мало походила на женщину, и с него было достаточно нескольких минут у темных дубов в сквере. Именно этого он и хотел. Ему приходилось иногда давать поблажку своему телу, но ж зато потом оно во всем подчинялось его воле.
Морской загар сошел с его кожи. Она стала желтоватой, потом бело-розовой. Он редко высыпался, его глаза опухли, под ними лежали темные круги. В рабочие часы он пил пиво — кружку за кружкой, чтобы снять усталость. Он разжирел — живот начал выпирать из-под подтяжек, воротнички не застегивались.
Манцини заметил это.
— Отдохнул бы ты денек, — сказал он. — Съезди на озеро или еще куда-нибудь. Сейчас все ездят в Абита-Спрингс. Не хочешь?
Оливер покачал головой.
— Я не собираюсь тратить деньги на воздух.
— Нет, ты завтра же устрой себе передышку, — настаивал Манцини. — А то схватишь чахотку — что тогда будет с нашим заведением? Закрывать придется.
И Оливер согласился отдохнуть два дня. Первые сутки он спал почти беспробудно — вставал только для того, чтобы сходить к помойному ведру. Наверно, он проспал бы и вторые, если бы хозяйка не принялась стучать в дверь.
— Я уж думала, вы умерли.
Его часы остановились.
— Который час? — крикнул он.
— Половина одиннадцатого.
Оливер побрился и оделся. Казалось странным, что ему нечего делать. Он медленно побрел по городу и попал на большой оптовый базар, где некоторое время кружил в лабиринте повозок, мулов, корзин и мешков. Поглядев на горы рыбы и креветок, он решил, что это была пятница. Он зашел в пивную; кругом все говорили по-итальянски, и его голос прозвучал странно. Невысокий брюнет потряс ему руку и предложил выпить по кружке. Сайя — Оливер помнил только его фамилию — поставлял спиртные напитки на Конти-стрит и почти всегда привозил их сам. Оливер выпил с ним, послушал базарные новости, пожал руки другим знакомым.
Час спустя он ушел и направился к докам. По дороге остановился, чтобы взглянуть на прибитое к столбу траурное объявление. Тридцать семь лет. Не успел пожить, бедняга, подумал Оливер.