– Ну что же, сам пой, если не боишься, что за песню против фрондеров чернь заставит тебя поплясать на виселице.
– Как же мне не бояться-то? Сам посуди.
– А я мазаринист по убеждению и рад хоть раз в жизни душу отвести, публично насмеявшись над бунтовщиками.
– Так и в добрый час! – подтвердил паяц, продолжая наряжать Ренэ.
Едва успел он кончить, как раздались оглушительные крики.
– Табарен! Табарен! – заорала толпа, не привыкшая еще к имени Тиртена.
– Тебя зовут, ступай же, товарищ! – сказал паяц.
Ренэ одним прыжком вскочил на лестницу, как бомба вылетел на подмостки и, ошеломленный, очутился перед тысячами глаз. Публика встретила вчерашнего любимца оглушительными рукоплесканиями.
– Что это значит? – воскликнул Мондор, не узнав помощника, и бросил от удивления свои пузырьки. – Что я вижу? Тиртена у меня подменили!
Ренэ, сделавшись предметом веселого внимания публики, как вкопанный стоял на подмостках.
Старик Мондор подошел к нему нос к носу и стал рассматривать его с таким комическим, но натуральным любопытством, что народ заливался громким смехом, воображая, что вся эта сцена заранее подготовлена.
– Тиртен, бедный мой друг и сотрудник, какие злые духи изменили тебя до такой крайности? Ты ли это?
– Это я, хозяин, – отвечал тот жалобно.
– Странная вещь! Непонятная вещь! Клянусь честью хирурга. Как же это? Давеча утром я оставил у себя этого человека с носом вроде трубы, как и подобает быть служителю такого хозяина, как моя особа, а теперь явился он передо мной с носом длинным-предлинным – чуть не с аршин!
– Хозяин, а хозяин, – заговорил под влиянием необыкновенного положения Ренэ настоящим паяцем, – как же не вытянуться моему носу? Сам суди, ведь я истый парижанин, а у какого парижанина не надорвется нос, когда он видит, как все дела у нас идут шиворот-навыворот? Поневоле нос тебе наклеят!
– Это что значит? Ах ты плутишка, интриган! Не вздумал ли и ты сунуться носом в таинственные нити политики?
– Ну как же не попытаться, хозяин, хоть раз-то в жизни? Если сам пороху не выдумаешь, так у других научишься. Вот и я волей-неволей подслушал славные куплетики насчет господ Гонди и Бофора – объедение, да и только.
– Насчет отца народа и короля рынков! – воскликнул Мондор, с почтительною поспешностью снимая шляпу.
– Да здравствует наш Гонди! – заорал в толпе какой-то бешеный фрондер.
– Пошли Господь много лет здравствовать герцогу Бофору! – подхватил другой, махая шляпой.
– Что за хвалебные восторги! – воскликнул Ренэ с горькой усмешкой.
– Песню! Песню! – закричали в передних рядах.
– Не жеманься, дружочек, спой свою песенку, – сказал Мондор в ожидании блистательного успеха.