– Караул! – кричал Бофор, подвигаясь к двери и таща за собой Ле Моффа, совсем растерявшегося от непонимания, что это за комедия.
– Помогите! – кричала принцесса.
Она ухватилась за другую руку Ле Моффа, а тот на нее смотрел такими же полоумными глазами.
– Но как же эта рана? – спросила Луиза с испугом.
– О! Это пустяки, песчинка в океане, – сказал Бофор.
– А! Понимаю теперь! – вдруг догадался бандит.
Тут он стал в совершенстве разыгрывать комедию, вырываясь из рук своей мнимой жертвы. Принцесса между тем, отворив обе половины двери, наполняла муниципальный дворец своими криками.
– Тебя подвергнут пытке, – сказал Бофор быстро.
– Ну а я песенки буду петь.
– Сначала отрекайся, потом обвиняй тех, кто прежде подкупал тебя.
– Ваше высочество, вам-то удалось выпутаться из моих сетей, а мне придется ли выкарабкаться из рук правосудия?
– Это уж мое дело, не беспокойся.
Взволнованная толпа хлынула в залу, при виде кровавой струи, стекавшей по руке Бофора, бросилась на мнимого убийцу.
– Мщение! – ревели сотни яростных голосов.
– Его надо убить на месте! – крикнул один человек и схватил за горло Ле Моффа.
Бофор мигом узнал этого человека, несмотря на его странный костюм.
– Это ты, добрый Мансо! – воскликнул он.
Утром того же самого дня человек, истощенный голодом и усталостью, упал без сил за густым кустарником на дороге, которая вела из Шарантона в Париж.
Странная была одежда на том человеке. Одного взгляда достаточно было, чтобы понять, почему он прячется от людей.
Кафтан и штаны на нем были цельные, очень искусно сплетенные из соломы, на голове его надвинута до самых глаз шапка, но шапка странного образца – из снопа соломы. Ноги и руки были голы.
Вследствие каких соображений пришло в голову этому человеку нарядиться в такой костюм? От бедности ли? Или пришла ему фантазия напомнить масленицу и маскарады?
Одно слово объяснит причину: этот человек вырвался из дома сумасшедших. Мансо, синдик носильщиков, был заключен в Шарантон со дня похищения его дочери Марии. Мансо был одним из первых заключенных в этот гостеприимный дом, где милосердные братья ухаживали за несчастными и который впоследствии сделался образцовым учреждением для страдавших умопомешательством.
Но со времени Фронды этому убежищу милосердия и несчастья много повредили разнообразные схватки, происходившие в его окрестностях. Во многих местах стены его были пробиты, так что в одно утро добрые братья не усмотрели, как Мансо выскочил в сад, увидел отверстие в стене и проскользнул в чистое поле.
Свобода тотчас возвратила ему рассудок. Он пошел в Париж, избегал больших дорог, выбирал тропинки, где было мало народа.