Мансо тоже узнал хозяина воза, не обращая внимания на его отчаянные крики, спешил дружески пожать ему руку.
– Здравствуй, Томас, – сказал он.
– Э! Да это никак ты, Жак? Разве ты не в Шарантоне?
– Сейчас оттуда и совершенно здоров, заверяю тебя.
– Тем лучше. Но признаюсь, лучше было бы еще посидеть в Шарантоне, чем помогать этим разбойникам разорять меня; ведь я заметил, что ты первым бросился разгружать мой воз.
– Справедливость требует, чтобы мазаринисты расплачивались за разбитые горшки. Будь ты с нами, не орать бы тебе теперь во все горло.
– И тогда бы орал.
– Ну-ка поверни свои оглобли да поспеши домой предупредить наших баб, что я возвращаюсь. Как бы не напугать их.
– Но что же мне делать с управителем его высочества? Солома-то им была заказана.
– Пожалуй, ты не хуже лошади: готов подбирать крохи во всех яслях, готов служить нашим и вашим.
– Но тут было соломы на пятьсот ливров! – вскричал мельник с отчаянным воплем, который ничуть не тронул Мансо.
– Полно, придет когда-нибудь расплата! Впрочем, ты и так богат. Ступай же домой. Марш!
Бедняк Томас хорошо видел, что тут ничего не поделаешь, и, скрепя сердце, повернул телегу назад.
Мансо вслед за ним перешел рыночную площадь, оставаясь позади воза, пока Томас пробирался между овощными лавками к лавке своей невестки. Оказалось, что она еще не приходила.
– Она пошла на Гревскую площадь, – отвечали торговки.
Грустно стало бедному Мансо, что не удалось попасть прямо в недра родной семьи. Томас, испуганный печальным видом брата, утащил его в ближайшую харчевню и заставил его поесть.
Подкрепившись пищей и стаканом вина, Жак Мансо не мог противостоять сильному желанию поспать. Его брат Томас воспользовался этим, чтобы сбегать на улицу Потри и предупредить семью о возвращении синдика.
– Где же он? – воскликнули матушка Мансо и Маргарита с невыразимой радостью.
– Бедный, бедный батюшка!
– Милый мой муж!
– Сидите здесь спокойно, я сейчас приведу его к вам.
– Но как же быть… – сказала Маргарита, сильно встревоженная.
– Что такое?
– Ну как он, не увидев Марию, опять с ума сойдет?
– Надеюсь, что этого не будет: я предупредил его.
– Так бегите же за ним.
День клонился к вечеру, когда синдик переступил порог своего дома; крупные слезы потекли из его глаз, когда жена и дочь повисли у него на шее.
В это время явился и Ренэ. Кажется, никто не был так рад, как он, выздоровлению доброго дяди Мансо. За это искреннее чувство Маргарита была ему очень благодарна, но никак не могла показать ему этого: она видела, что Ренэ с умыслом избегал даже ее взгляда.