– Кто это?
– Маркиз де Жарзэ.
– Да, я и сама так думаю, но герцог де Бар! Вот кого я больше всех боюсь!
– И вы правы, потому что это низкий и мстительный человек, но я сумею держать его в руках.
– Умоляю вас, Бофор, будьте осторожнее.
– Вы дрожите, Луиза?
– Мне страшно.
– Вы, такая твердая и мужественная, вы, которую я видал спокойной и мужественною посреди грозных опасностей, вы боитесь одного человека.
– Я презираю преграды, когда несусь на бешеном коне в лесах и над пропастями. Но совсем иное дело тревожиться, опасаться за жизнь того, кого любишь.
– Ах, Луиза, зачем вы так говорите?
– Потому что я люблю вас, потому что ставлю ваше сердце рядом с моим.
– Вы отнимаете у меня силы и мужество.
– Я! Я отнимаю у вас силы?
– Да, ваш голос, ваше сердце и вся сила души должны быть нераздельны со мной, для того, чтобы укреплять меня на моем тернистом пути.
– Но отчего бы не позволить совершаться событиям, как судьбе угодно? Кардинал будет изгнан, Гонди будет первым министром, а вы – генерал-адмиралом.
– Ах! Луиза, я стремлюсь к высшей цели, и только вами и для вас мои мечты возвышаются, мое честолюбие не знает пределов.
– Не знает пределов? Неужели вы не довольствуетесь быть любимым, обожаемым?
– Послушайте, Луиза, если б я одиноко совершал свой путь, приготовленный мне судьбой и случайным рождением, то я удовлетворился бы своим жребием, увеличивая собою ряды беспечных и легкомысленных царедворцев, но любовь к вам внушила мне честолюбие, которое напугало бы меня самого, если б душа моя не была преисполнена вами.
– О! Говорите, любимый принц, говорите! И меня иногда терзают такие же мечты!
Бофор задумался. Казалось, тревожные мысли волновали его душу: он чувствовал, что молчание невозможно, а слова как-то не сходили с языка.
– Разве вы не верите мне? – спросила женщина с упреком и любовью.
– Ах! Луиза, Луиза, если бы вы знали, сколько я выстрадал! Выслушайте.
При этих словах Бофора на лице женщины отразилось нежное сочувствие.
– Как! И вы страдаете? Вы, мой любимый Франсоа? – спросила она, с нежностью взяв его за обе руки.
– Не стану вам говорить о моем заключении – о трех годах, проведенных в Бастилии. Это не беда, даже напротив: эти три года были самыми полезными в моей жизни; они открыли мне глаза, дали направление моим мыслям, научили меня отлично составлять таинственные заговоры.
– Вы составляете заговоры? – спросила женщина, рассмеявшись и как бы не веря словам, опровергаемым наружным легкомыслием Бофора.
– Не смеяться вам следует, Луиза, а скорее испугаться: в моих заговорах один заговорщик, один поверенный, один исполнитель, который доведет все до цели.