– Смотри, как красиво! – сказала Шоншетта, после чего, подбежала к окну, облокотилась на подоконник.
За зеленью парка виднелась каменистая равнина; по розовому небу плыли большие светлые облака, окаймленные золотом заката.
Молодые люди долго любовались этой картиной. Когда солнце закатилось и небо оделось лиловым покровом, Шоншетта обернулась.
– Что это за комната? – спросила она, указывая на дверь «серой комнаты» и, прежде чем Жан успел удержать ее, она вошла. Занавески были задернуты, и она не заметила голых стен и неуютной пустоты. Через мгновение Шоншетта воскликнула:
– Да нам здесь будет отлично! Рядом, вероятно, есть еще комнаты? – И, не ожидая ответа, она подбежала к первой двери. – Да здесь и замка нет! – Она распахнула обе половинки двери, которую Жан взломал этой ночью, и вошла в кабинет. – Ничего не видно, сказала она, – нельзя ли осветить комнату? Ах, посмотри – портрет! Пожалуйста, Жан, зажги эти свечи! – попросила она, заметив на камине канделябры.
– Мы все это осмотрим завтра, милочка, – возразил Жан, пытаясь улыбнуться.
– Нет! – с шаловливым упрямством возразила Шоншетта, – я хочу сию минуту видеть портрет!
Жан зажег несколько свечей. Обернувшись, он увидел, что Шоншетта, сидит на диване и очень бледна, и, взяв ее за руки, спросил:
– Что с тобой, дорогая? Тебе дурно?
– Я, кажется, вижу сон? – тихо сказала она, качая головой. – Кто это? Ты?
– Это – мой отец.
Шоншетта молча перевела взор от портрета на лицо Жана, потом сказала:
– Как ты похож на него!.. И как это странно, что я раньше не заметила этого. Впрочем, это уже не в первый раз, что я видела сначала портрет, потом живое лицо… и не поняла…
– Что ты хочешь сказать? Разве ты уже видела этот портрет?
– Да… тут есть что-то для меня непонятное… Однако не во сне же я видела это! Когда я была ребенком, у меня был миниатюрный портрет этого же человека и в этом же мундире, одним словом – этот самый портрет, только очень маленький.
– Отчего ты никогда не говорила мне об этом? – спросил Жан, – скажи!.. Объясни мне!
Шоншетта несколько мгновений не отвечала. В дни раннего детства, когда она еще не могла понять, почему ее мать умерла в бедности, вдали от их большого и богатого дома, она только чувствовала, что во всем этом кроется какая-то печальная семейная тайна, которую надо скрывать, и она прятала ее в самом дальнем уголке своего сердца. Сделавшись взрослой, она, хотя и не вполне, но все-таки уяснила себе причины, разлучившие ее с матерью, уяснила по крайней мере настолько, чтобы продолжать свято хранить тайну. И теперь, несмотря на боязливое желание выяснить прошлое, она колебалась.