В одну минуту она зажгла свечу, пройдя через спальню, спустилась вниз, отодвинула задвижку, и распахнула наружную дверь, совершенно забывая, что была в пеньюаре.
Жан покрыл поцелуями ее руку, которую она тихонько старалась освободить, чувствуя невольное смущение.
– О, как я люблю тебя, моя Шоншетта! – воскликнул Жан. – Наконец-то я вижу тебя! Как могу я теперь жаловаться на судьбу! Я люблю, люблю тебя!
Шоншетта с пылающим лицом отняла у него руку.
– Будьте благоразумны, Жан, – сказала она. – Какие известия? Папа согласился?
– Н-нет… к сожалению…
Шоншетта прислонилась к перилам лестницы, по которой они медленно поднимались, и простонала:
– О, Боже мой!
Жан взял ее за руку.
– Не отчаивайтесь, дорогая! Может быть, надежда еще не потеряна; я сейчас все расскажу вам.
Волшебное слово «надежда» придало Шоншетте силы, и она пошла дальше. На площадке она остановилась, краснея при мысли, что им придется пройти через ее спальню. Ей вдруг вспомнились слова одной из наставниц в Верноне, еще тогда поразивших ее: «Раз постель сделана, никто, даже ваш брат, не должен входить в вашу комнату».
– Дайте мне руку, Жан, и старайтесь не шуметь, – сказала Шоншетта и… потушила свечу. Доведя его до библиотеки, где еще горела лампа, она поспешно затворила дверь. – Вам холодно, – сказала она, заметив, что Жан очень бледен, – я сейчас затворю окно. Сама-то я ведь не замерзла.
Она поправила огонь, потом заставила Жана сесть ближе к камину, на диван. Он посадил ее рядом с собой.
– Ну – прошептала она дрожащим голосом, – теперь расскажите мне все!
Жан рассказал ей о своем последнем свидании с Дюкателем. Старик встретил его очень любезно и, узнав, что он приехал из Локневинэна, рассыпался в извинениях: он полагал, что Жан еще служит в морском министерстве и живет в Париже! И действительно письмо было адресовано в министерство. На вопрос Жана, может ли он надеяться получить благоприятный ответ, Дюкатель ответил уверением, что ему самому очень тяжело отказывать, но что важные причины, зависящие от семейных обстоятельств, принуждают его отложить пока мысль о замужестве Шоншетты.
– Значит, я могу надеяться, что впоследствии? – сказал Жан.
– О, девочка еще очень молода, и я вообще попрошу вас предоставить мне инициативу дальнейших действий, – ответил Дюкатель, поднимаясь в знак того, что аудиенция кончена.
И Жан должен был уйти.
– Тогда я подумал, – продолжал молодой человек, – что все кончено, хотя ваш отец, собственно говоря, и не отнял у меня последней надежды. Мне показалось, что я больше никогда не увижу вас, и я не рассуждая бросился в первый встретившийся мне фиакр, и помчался на железную дорогу. В Савиньи я конечно не нашел экипажа и пришел сюда пешком. Вы мне прощаете? – и он нежно привлек Шоншетту к себе.