Лишь воспоминание о Мадлен сохранило всю свою яркость, всю свежесть, все неувядающее обаяние первой юности.
Не скрою, меня не раз охватывало сомнение относительно ее искренности: ведь вся эта история с мужем, анонимным письмом и уличением в супружеской неверности более чем романтична. Я мысленно задавал себе вопрос: «Да полно, уж не посмеялась ли она надо мною и в нашей вторичной встрече, в Саксонии, как посмеялась и раньше?» – и меня мучают сомнения.
Но бывают минуты, когда я непоколебимо верю в чистосердечие и искренность Мадлен; верю, что она действительно увлеклась мной (к чему бы ей лукавить?), что она действительно была рада вторичной встрече со мной, что ее снова охватило сладкое безумие увлечения.
Но потом эта уверенность снова уступает место сомнению.
Однако я никогда не чувствую против Мадлен ни зла, ни раздражения.
Наш романтический эпизод остался невыясненным и незаконченным, но он мне безгранично дорог, хотя бы за то ощущение и настроение юности и свежести, которые меня неизменно охватывают каждый раз, как я вспоминаю о нем.
Да, прошли годы и годы, а между тем я твердо уверен в том, что, если бы мне посчастливилось снова встретиться с моей незабвенной «дамой в желтом домино», я снова был бы готов творить всевозможные безумства, не подходящие ни к годам, ни к положению сановника. А между тем серебристые нити в изобилии украшают мою голову.
Так когда же, когда же, наконец, их у меня будет достаточно для того, чтобы безопасно встретиться с Мадлен?