«Чего ради, наговорил я ей всяких глупостей? – бранил себя Бурдуа. – Только потому, что она расстегнула блузочку! Но ведь она для этого и пришла! Теперь трудновато будет заставить ее встать на прежнюю точку зрения».
Перед неподвижной Куколкой, не смотревшей теперь на него, он чувствовал себя гораздо храбрее и решительнее.
«Я не сделаю ей никакого вреда, напротив… Житрак был прав. Сближаться с такими существами, как Зон и Куколка, значит, избавлять их от более тяжелых унижений… И, по правде сказать, никакой ответственности».
Но такими рассуждениями он не мог заглушить внутренний голос, настойчиво твердивший ему: «Это честная девушка, а ты хочешь совратить ее».
– Да ведь, если не я, так другой! – произнес он так громко, что веки девушки дрогнули, но она не открыла глаз.
Чтобы заглушить раздражавший его навязчивый голос совести, Бурдуа встал и, наклонившись над Куколкой, начал рассматривать ее, дав полную волю чувственному побуждению. Эти губы еще никого не одаривали настоящим поцелуем. Как? Ведь она любила Мориса, когда-то ученика школы, а в настоящее время – инженера. Ради него ей захотелось сегодня приехать в Виллебон. Бурдуа возненавидел человека, оставившего в душе девушки неизгладимое впечатление.
«Конечно, они и после виделись», решил он.
Подчиняясь таинственным законам, управляющим нашими чувствами, эта ненависть к неизвестному ему человеку только усилила в нем страстное желание. Он почувствовал, что у него хватит силы победить инстинктивное сопротивление, пробуждающееся в каждой женщине, даже отдающейся добровольно. Он был счастлив сознанием, что все упреки совести, вся его жалость и застенчивая доброта, все врожденное уважение к женщине, – все исчезло, унесенное вихрем страсти.
Он продолжал стоять, склонившись над девушкой, не смея коснуться ее, но она во сне почувствовала его присутствие, задвигалась на кровати, перевернулась на спину, словно задыхаясь, и вдруг сделала судорожное движение, как бы ускользая из чьих-то объятий. От резкого движения воротник расстегнулся, и Куколка сонными руками расстегнула на груди блузочку, как будто ей необходимо было свободно вздохнуть. Затем она успокоилась и продолжала тихо лежать на спине с расстегнутой на груди блузочкой. Бурдуа все смотрел на нее, с какой-то приятной тревогой в душе, как преступник, наслаждающийся совершенным преступлением.
– Куколка! – прошептал он.
Вдруг его взор встретился с широко раскрытыми глазами девушки. Она глядела на него, полусонная, видимо не понимая, что с ней и где она находится; мало-помалу она узнала Бурдуа, окинула себя взглядом и, с ярким румянцем на щеках, стыдливым движением испуганно запахнула блузочку.