Бурдуа почувствовал, как будто что-то порвалось, как будто судьба произнесла над ним свой приговор. Он долго молча стоял перед молодой девушкой, которая также не решалась заговорить.
– Я спала? – спросила она, наконец.
– Да, – ответил он.
– И долго?
– Добрых три четверти часа.
– О, как мне стыдно!
– Но… это очень хорошо. Вам теперь лучше?
– Я никак не могу очнуться.
Она поднялась и села, свесив ноги с кровати.
Бурдуа с радостью увидел на ее лице улыбку и подумал: «Кажется, она на меня не сердится. А я хотел воспользоваться тем, что она спала, доверившись мне! Нет, это было бы слишком низко. Какое счастье, что она вовремя проснулась! Она никогда не простила бы меня».
– Мы еще пойдем гулять? – спросила Куколка, усевшись в кресло и надевая ботинки.
– Разумеется, пойдем!
Он хотел помочь ей, но она мягко отстранила его:
– Не надо! Ведь дома у меня нет горничной.
Он не решился настаивать, но подумал:
«А только что позволила мне снять с нее башмаки. Нет, что-то переменилось».
И ему стало грустно.
Уплатив по счету, они покинули виллу «Уединение» и снова углубились в лес, направляясь к Бельвю. Было около половины пятого. Солнце еще сильно грело, но под высокими деревьями было очень хорошо. Когда тропинка стала уже, Куколка взяла своего друга под руку, и на сердце у него стало весело от ее близости и непринужденности. Все время она оживленно болтала, приводя его этим в восторг.
«Она нисколько не скучает со мной», – думал он.
– А ваш друг Морис, – спросил он ее, между прочим, – тот молодой человек, с которым вы были на свадьбе… вы с тех пор с ним не виделись?
– Конечно, виделась, – краснея, ответила она. – Отчего вы это спрашиваете?
– Оттого, что хочу знать. Впрочем, я в этом не вижу ничего дурного.
– О, я знаю, что вам все равно; вам я могу сказать. После свадьбы мы виделись ровно шесть раз, пока он не получил места в провинции… в Шомоне. Иногда он пишет мне… я отвечаю ему. Он, конечно, скоро забудет меня.
«Она была его любовницей, это ясно», – Сказал себе Бурдуа.
– Если бы я хотела, он увез бы меня с собой, – продолжала Куколка, как бы угадав мысли своего спутника. – Я сама не хотела.
– Почему же? – спросил Бурдуа с замиранием сердца.
– Так! – задумчиво ответила она. – Я была слишком молода… слишком наивна. Вернувшись со свадьбы, сказала себе: «У меня никогда не будет другого мужа, кроме Мориса». В пятнадцать лет мне казалось вполне естественным, чтобы он женился на мне! И, знаете, то обстоятельство, что я сказала себе это, всегда мешало мне уступить ему. Как только он пробовал быть «благоразумным», я начинала злиться на него. Видите, – поучительно заключила она, – женщины так непостижимы, что иногда сами себя не понимают.