Когда с приключением в Фуршеттери в порыве самоотречения было внезапно покончено, граф, по привычке к нравственной гигиене, тут же приступил к пробуждению в себе жизненной энергии. Одним из его любимых афоризмов было, что «неприятности следует поражать всегда со слабой стороны: у каждой есть такая». Слабая сторона настоящей неприятности была достаточно видна.
«Я изнервничался; в настоящее время я страдаю так, как если бы это было серьезно; только невозможно, чтобы это было серьезным. Невозможно, чтобы женщина, на которую я до последней недели даже не обращал внимания, которая была в сентиментальных отношениях со мной всего только пять дней, которая не принадлежала мне, которая остается на службе у меня и собирается выйти замуж за деревенского буржуа, – не может быть, чтобы такая женщина могла занять прочное место в моей душе… Не может быть, чтобы я долго страдал от своей неудачи! Ведь этой неудачи надо было ждать. Такая связь была бы неприятной, противной тем принципам, которым я неуклонно следовал. Упрямая и романтичная маленькая Дерэм кончила бы тем, что пустилась бы в драму… С другой стороны, эта неудача, потому что от меня зависело, чтобы Генриетта Дерэм уступила. Я воздержался от этого из честности, из щегольства. И если во всех этих вещах может быть добро или зло, то я поступил скорее хорошо. Следовательно все предсказывает, что когда я вспомню об этом через полгода, то останусь довольным и самим приключеньем, и собой. Но я не буду думать об этом, а если и буду, то когда захочу, так как все это совершенно не имеет значения. Вот правильная точка зрения! Чтобы стереть его из своей памяти, совершенно достаточно будет пользоваться днями, вероятно уже не многими днями жизни. Так будем жить!» И Герсель зажил, довольный своевременностью представившегося ему случая отправиться в большое путешествие, поволноваться охотой в обществе августейшего друга.
По возвращении в Париж он прибавил еще новые развлечения к прежним, которыми далеко не пренебрегал. Особенности политического момента дали ему возможность жертвовать на свои идеи и традиции деньги. В то же время он не перестал с вниманием и отровенностью наблюдать за собой. И вот что он констатировал: после полугода, после стольких приключений, Генриетта Дерэм не исчезла из его мыслей, и эту упрямую мысль обвивал, оковывал новый ряд размышлений.
Как он и предвидел, он не страдал от того, что лишился Генриетты. Ему и в голову не пришло бы стараться снова увидеть ее; он знал, что она замужем и что близится время ее материнства, а потому теперешняя Генриетта Дерэм, его верный управляющий, посылавший регулярно отчеты в сопровождении определенной суммы денег под заголовком «возмещение», не могла представлять собою объект его вожделений. Потом, когда улеглось первое возбуждение, он очень скоро понял, что она была права: их страсть, оставшаяся в тайне между ними обоими, была более редким, более острым воспоминанием, чем обладание. Обладание могло бы ровно ничего не прибавить к тому откровению души, которое Герсель искал в любви. Генриетта Дерэм, в противоположность большинству женщин, с полной непринужденностью обнажила душу перед любимым человеком, защищая в то же время свое тело, и когда Герсель представлял себе эту девушку, то он не чувствовал того легкого пренебрежения, того циничного презрения, которым женолюбцы окутывают любовные воспоминания своего прошлого.