— Неужели вопрос жизни или смерти настолько прост для вас?
Она посмотрела на другую картину.
— Я люблю голубой цвет. Больше любого другого. Я никогда никому этого не говорила раньше.
— Почему вы убили Нортона?
— Он собирался рассказать обо мне полиции, если не будет мною обладать. Ему выпал не самый неприятный способ перейти в лучший мир. Через полчаса сон, еще через четверть часа смерть.
— Но что он мог эдакого рассказать? Все это вообще труднодоказуемо. И он бы не избежал неприятностей сам.
— Он не стал бы говорить о Крамере, а просто написал бы в полицию анонимное письмо. И рассказал обо всех остальных. Обо всех он, впрочем, не знал, лишь о том, который был до Крамера. Но он подозревал, что были и другие.
— Сколько же?
— Пятеро. — Она наморщила лоб. — Нет, шестеро. Это несущественно. Но все они расстались с жизнью, и полиция нашла бы, чем мне навредить. Я не всегда была Элен Морланд. — Она посмотрела на меня. — В тюрьме я перестану быть собой…
— Может быть, речь пойдет не о тюрьме?
Ее глаза расширились.
— Если другие считают меня сумасшедшей, мне все равно. Мне важно знать ваше мнение.
— Я должен буду пойти в полицию. Вы это знаете.
— Но мы ведь отличаемся от остальных. Разве мы должны следовать их правилам?
— Да.
Лицо Элен стало белым.
— Я никого не любила раньше. И вот должна потерять все, что приобрела.
Я ничего не сказал. У меня не нашлось ответа.
— Когда вы идете в полицию?
— Не знаю.
— Тогда утром. Вы не опоздаете. Я не убегу. Теперь некуда бежать. Некого ждать. — Она слабо улыбнулась. — Вы поцелуете меня? Единственный раз.
А затем и поехал домой, выпил и стал ждать.
Было холодное раннее утро, когда и набрал номер телефона Элен. Никто не отвечал, да и я не ожидал ответа.
Она не убежала, но ее не было.
И в мире опять воцарилось одиночество.