Я скольжу над головами прохожих. Столб, опутанный проводами, проходит прямо через меня, словно съеденный посредине тем невидимым прозрачным пузырём, в котором я сижу по-турецки. Я даже оглядываюсь, невольно ожидая, что позади услышу треск и грохот падающего столба. Нет, столб в порядке.
Ага, уже и ёлки тащат. Скоро, скоро Новый год. Я вглядываюсь в оживлённые, смеющиеся лица своих соотечественников. И вовсе они не страшные, люди. Вот только у мужчин на лицах растёт волосяной покров — нелепость какая!.. И вообще, у людей мех растёт в самых неожиданных местах…
Я будто на стену налетел. Вот. Вот оно. Я уже не человек. Не физически — духовно…
«Человек, Рома» — возникает в моей голове бесплотный шелестящий голос. — «Ты всё ещё очень человек. Слишком человек, я бы сказал. И одновременно ты уже ангел. Только пока ещё чуть-чуть»
«А буду стопроцентным? Ну когда-нибудь?»
«Не знаю, Рома. Слушай, тебе это надо?»
Я растерян. А как же…
«Моя дочь полюбила тебя таким, какой ты есть. Ты не такой уж плохой» — бесплотный, шелестящий смех. — «Но, конечно, некоторая доработка требуется. Что тебе ещё показать?»
«Моих друзей. С которыми…»
«Я понял»
«Это возможно?»
«Попробую»
Изображение меняется рывком. Полутёмный холл, в углу грудой свалены беспятые меховые тапочки-шлёпанцы, на случай массового явления гостей — Михалыч всегда обувает всех приходящих в эти свои тапочки…
Невидимый «видеопузырь» вплывает в комнату, откуда слышится смех и возня. Так и есть — Михалыч возится с внучкой. Девочка лет шести, в домашнем сарафане, отбивается от деда, хохочет и взвизгивает от щекотки. Сын со снохой в гостях, понятно…
Малышка вдруг перестаёт взвизгивать, обрывает смех.
— Ой, деда, смотри. Деда, что это?
Михалыч тоже приглядывается ко мне. Я знаю, что невидим и неощутим, в чём дело?
Михалыч протягивает руку, она исчезает по локоть, войдя в мой «видеопузырь». Для меня исчезает, естественно.
— Ничего нет, Дашутка, чего ты?
— Есть, деда, есть! Я боюсь!
Изображение гаснет, я вишу в чёрной пустоте.
«Минутку, Рома, что-то тут с настройкой. Однако, какая глазастая девчушка попалась»
Изображение вновь вспыхивает. Другая комната. Мягко светит торшер. Эдик Полуянов сидит в своём любимом махровом «тренировочном» костюме — редкая вещь, чистый хлопок! — задумчиво решает кроссворд. Жена возится на кухне, гремит посудой.
Я разглядываю своего бывшего друга, находясь в другом мире, за сотни светолет. Да, бывшего друга, не будем гнать пену, как говаривал Коля-Хруст. Ведь друзья — это те, кто делит с тобой твою жизнь. А я ушёл из той жизни, добровольно и сознательно. Вечная вам память!