— Может быть, — пожал плечами Дерб, перенявший у людей эту привычку. — Хотя я в это не верю. С их эмира все равно сдерут шкуру, даже если он нас здесь победит! Потери армии и магов ему никто не простит. Какой толк от победы, которой нельзя воспользоваться? И он это прекрасно понимает. Или он сам себе перережет горло, или вернется с остатками армии на юг, чтобы это чуть позже сделали другие. А если все же нападут, то пушки уровняют наши шансы. В любом случае исход битвы решит уже не магия, и это случится сегодня. Там, где они стоят, нет воды, а провиант и корм для лошадей нужно тащить из старого лагеря за десять лиг. Даже на место стоянки нашей армии не отойдешь. Там до сих пор смердит и все завалено обгоревшими останками. Так что, если они не начнут до обеда, так и уйдут без драки.
Дерб оказался прав. Они сначала позавтракали, потом пообедали, а когда послали разведку, узнали, что южной армии нигде нет.
— Отсюда нужно все убирать, — сказал полковник Хорген. — Мы расстреляли почти весь порох, который готовили целый год, поэтому я не вижу смысла держать здесь орудия. И остаткам армии здесь тоже нечего делать. Южане новую армию быстро не соберут, а если соберут, мы им этими силами дорогу не перекроем. Надо отводить солдат в Шандар, где у нас продовольственные склады. Там они будут отдыхать и контролировать тракт. Туда же увезем наши орудия. Ваше мнение, господин генерал?
— Полностью с вами согласен, — кивнул Рейнер. — Пусть меня разжалуют, но держать здесь остатки армии — это идиотизм. Пошлем дальнюю разведку, чтобы точно убедиться в том, что противник ушел, и начнем собираться сами.
— Я буду завтра в столице, — сказал им Дерб, — и расскажу обо всем, что здесь было. Пусть думают. Если есть резервы на пополнение армии и решат ее вернуть в долину, это будет нетрудно сделать.
— Клода возьмете? — спросил Рейнер.
— И его, и Хельгу, — ответил Дерб. — Даже свой трофей заберу. А вот вас, генерал, уже не получится. Да вы, наверное, сейчас не захотите бросать армию.
— Я с ней останусь, по крайней мере, до Шандара, — ответил он. — А там будет видно.
После ужина Дерб зашел к Клоду и увидел, что тот с помощью солдата пододвинул свой топчан к жене, лег и взял ее руку в свою.
— Она все равно ничего не чувствует, — сказал он, сев на чурбан, который заменял здесь табурет.
— Чувствую я, — возразил юноша. — И потом, она слабо сжала мои пальцы. Вам, Дерб, это не понять! Любовь это не симпатия, которую я могу чувствовать к десятку девушек. А вот эта искалеченная для меня дороже всех!
— И дороже сестры? — спросил демон.