Глан чинил сеть, когда Эзоп привстал и зарычал.
— Лежать, Эзоп! — скомандовал Глан.
В окне мелькнула женская фигура:
— Я же говорила, что он дома.
Глан отложил сеть. В дверь постучали.
Это были Эдварда и доктор.
— Мы и вчера заходили, да вас не застали, — весело сказала Эдварда.
— Я, наверное, проверял силки, — растерялся Глан.
— Здравствуйте, господин лейтенант, — сказал доктор и протянул руку.
— А, здравствуйте, доктор, садитесь вот сюда. Давайте палку. — Глан убрал чучело со скамьи.
Эдварда вышла на середину и осмотрелась.
— И вы садитесь, где вам удобно, госпожа Мак.
— Настоящее логово, — восхищенно сказала Эдварда. — Здравствуй, Эзоп. — Она присела и потрепала пса по голове.
Глан в растерянности стоял возле кровати.
Доктор молча подошел к полке.
— Какая красивая вещь! Откуда она у вас? — спросил доктор и взял осколок греческой амфоры с античным изображением.
— Даже и не знаю. Таскаю повсюду с собой.
— Удивительной красоты был сосуд. Посмотрите, Эдварда!
Эдварда равнодушно взяла осколок и вернула доктору.
— Истинно красиво совсем не то, что сделано людьми. — Глан по-прежнему стоял. — Я люблю живое: лес, камни, море, изгиб дороги. Очень красивы животные…
— А люди? — спросил доктор.
— Люди тоже бывают красивы. — Глан непроизвольно взглянул на Эдварду. Она поймала его взгляд и вспыхнула.
— Вот тоже чудесная вещица. — Доктор держал в руке пороховницу с фигуркой Пана на крышке. — Эдварда, это Пан, языческий лесной бог. Я вам рассказывал…
— Вы язычник? — с деланым равнодушием спросила она.
— Нет, я христианин, — серьезно ответил Глан. — Я часто молюсь за себя и за Эзопа. Мне кажется, Бог любит слушать молитву, вдруг восходящую к нему из леса…
Эдварда отвернулась и подошла к окну.
— Хотите, я зажарю птицу? — спросил Глан.
— А как вы будете жить, когда охоту запретят? — спросила Эдварда, глядя в окно.
— Рыба. Еда всегда найдется.
— А почему бы вам не обедать у нас? — Эдварда повернулась. — В прошлом году в этой сторожке жил один англичанин, так он часто заходил к нам обедать. А впрочем, как хотите. Пойдемте, доктор.
Доктор сразу же встал, взял палку и попрощался.
Дверь закрылась, а Глан так и стоял.
— Это первая партия керосиновых ламп на Севере. Очень удобная вещь, доложу я вам, — сказал Мак, подкручивая фитиль. — А вы, я вижу, посматриваете на мою булавку. Эта булавка досталась моему деду от самого Фридриха Вильгельма Третьего. От деда к отцу, а от отца уже ко мне.
Глан с Маком сидели за огромным столом в полутемной зале, освещенной лишь двумя лампами. Глан скучал.
— Вот и мне сорок шесть стукнуло, — продолжал Мах. — Борода седеет. Чувствую, как подходит старость. Скоро три года, как умерла жена, царство ей небесное. Теперь вечерами, как остаюсь один, очень не по себе делается. Сижу и раскладываю пасьянсы. И выходят, если чуть передернуть. Ха-ха-ха.