Сёи Юрисима оказался единственным офицером, спасшимся в блиндаже. Правда, «спасшимся» — это, наверное, было слишком громко сказано. Так, ненадолго отложившим свою смерть. Совсем ненадолго…
Юрисима обвел глазами своих солдат. Оборванные, окровавленные, они смотрели на него — своего командира и ждали приказаний. Тадаеси вздохнул: что можно приказать? Разве и так не ясно?
— Божественный Тенно говорит нам, — хрипло произнес Юрисима и непроизвольно облизал разом пересохшие губы. — Сражайся жестоко, если боишься умереть, и ты умрешь в бою. А если не боишься — ты не умрешь…
Солдаты молчали. Сёи стиснул рукоять дедовского меча — отцовский меч достался старшему брату, и продолжил, возвысив голос:
— Сын Неба приказал: ни при каких обстоятельствах не сдавайся в плен! Если стал беспомощным — с честью покончи с собой!
Он не придумал, что еще сказать своим солдатам в последнем обращении и потому запел:
Кими га ё ва[194]
Ти ё ни
Голос Тадаеси сорвался, но внезапно рядом с ним запели двое нито-хей — рядовых второго класса.
Яти ё ни
Теперь пели все: пожилой хейсё [195] — должно быть из школьных учителей, четверо пулеметчиков, гунсо [196] из его взвода… Все дружно выпевали:
Садзарэ-иси но
Ивао то нари тэ
Кокэ но мусу мадэ.
Пропев, как полагается, трижды текст гимна, все встали по стойке «смирно» и трижды крикнули «Банзай!».
— Каково ваше самое сокровенное желание?! — сорванным голосом взвизгнул сёи.
— Наше самое сокровенное желание — умереть за императора! — нестройно проорали солдаты, после чего каждый занял свое место.
Юрисима проверил патрон в патроннике пистолета и вдруг подумал, что, к сожалению, не сможет передать сладости приглянувшемуся ему русскому с тяжелым именем и невыговариваемой фамилией. В голове сами собой сложились строчки:
Ночь в полдень придет
И веки мои закроет.
Вспомни меня, друг.
Юрисима вытащил из сумки блокнот, вырвал листок и, тщательно нажимая на перо ручки-самописки, вывел каллиграфическим почерком свое посмертное хайку. Помахал в воздухе бумагой, чтобы чернила лучше высохли, затем аккуратно сложил и убрал в нагрудный карман, в свою офицерскую книжку. Слушая тяжелое дыхание своего маленького гарнизона — своих сотоварищей по последней битве, Тадаеси позволил себе помечтать. Русский сёи Павфрикоффу Анатону найдет его тело среди развалин блиндажа, осторожно кремирует его на костре из бальзамической сосны, сам склеит футляр из рисовой бумаги, в который упакуют урну, и напишет письмо его матери и брату. И еще обязательно сложит стихи в его память. И на высокой горе поставит маленький инкикинейхи — могильный памятник. И посадит там вишневое деревце. А потом поселится рядом, станет ухаживать за могилой и деревом, каждую весну будет любоваться его цветением. И обязательно назовет одного из сыновей Тадаеси…