— Сейчас, сейчас! — Донеслось сзади, и, повернув головы, офицеры увидели давешнего сторожа, спешащего к домику. — Игорь Васильевич с кресла своего не встает, — пояснил он, приближаясь к контрразведчикам. — Весь день сидит за столом, пишет что-то. Я тут, выходит, и за сторожа и за няньку.
— Не встает? — переспросил Коновалец. — Он что же, болеет?
— Ну да, — недоуменно глядя на гостей, произнес “абориген”. — А вы что, не знали? У него же ноги парализованные. Летом он на каталке ездит, а зимой ездить особо некуда, вот и сидит, пишет. А я ему и печь топлю, и кушать готовлю, и в остальном помогаю, — говоря это, сторож полез в карман и достал связку ключей. Щелкнул замок, и дверь подалась вперед.
— Митрофанов, ты, что ли? — донесся из комнаты зычный голос.
— Я, Игорь Васильевич, я, — отозвался тот, кого голос именовал Митрофановым. — К вам тут гости приехали, из Москвы.
— Гости? — рыкнул невидимый собеседник. — Вроде не ждал никого. Что еще за гости?
— Мы сами представимся, — негромко произнес Коновалец, кладя руку на плечо дачного сторожа. — Добрый день, Игорь Васильевич, — сказал он, проходя в комнату. — Полковник Коновалец, Геннадий Валерьянович, Контрразведка.
— Коновалец из контрразведки, — глухим басом прогромыхал бывший военный советник, поворачиваясь в сторону вошедшего и откладывая в сторону авторучку. — Ну что ж, предположим, что день действительно добрый. Чем обязан?
— У нас к вам есть серьезный конфиденциальный разговор.
— Да-а? А я думал, вы сюда по грибы приехали, — усмехнулся Чаклунец. — Хорошо, поговорим, раз приехали. Митрофанов! — Скомандовал он. — Самовар ставь.
Сторож в нерешительности посмотрел на стоящего рядом с ним майора Повитухина.
— Пойдем, Митрофанов, пойдем, — тихо кивнул он. — Я тебе помогу.
— Итак, слушаю вас! — Бывший советник откинулся в кресле, словно давая контрразведчику получше разглядеть себя.
Это был мужчина, что называется, гренадерского телосложения и немалой силы. Крупные, пожалуй, даже тяжеловатые черты лица, мрачный прямой взгляд из-под мохнатых бровей не оставляли сомнения, что “беспомощный калека”, сидящий перед ним, обладает нравом крутым, как склоны Эвереста.
— Присаживайся, полковник. Рассказывай. — Он произнес эту фразу, раскатывая букву “р”, что делало его слова похожими на рык крупного хищника.
— Вот у меня какое к вам дело, — выдохнул Коновалец, усаживаясь в кресло напротив. — Есть тут у нас одна неприятная история из разряда сора в избе. Полагаю, вы можете нам помочь осветить кое-какие детали.
— Ладно, — кивнул Чаклунец. — Выкладывай, что там у вас за история, раз уж не поленился ко мне в глушь забраться. Помогу, чем смогу.