Под этим произведением висела не вносившая большой ясности табличка с надписью: «Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто четырнадцать. Тайные смыслы».
Повернувшись в другую сторону, я увидела еще одно «полотно» в такой же пышной раме, отличавшееся от первого тем, что вместо полосатого носка к куску холста был прибит белый застиранный хлопчатобумажный бюстгальтер неописуемого размера.
В обоих произведениях искусства чувствовался единый стиль и, если можно так выразиться, рука одного и того же мастера.
Подойдя поближе, я убедилась в справедливости этого предположения, потому что под вторым шедевром красовалась отпечатанная типографским способом табличка: «Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто двадцать восемь. Тайные желания».
Мы с Шуриком, которого я все никак не могла привыкнуть называть Сашей, переглянулись и с большим трудом сдержали смех.
В это время откуда-то сбоку, из-за огромной ржавой металлической хреновины, показалась очень живописная парочка.
Впереди шел, покачивая в такт ходьбе внушительным животом, дородный мужчина лет тридцати пяти с бритым могучим загривком в жирных складках и маленькими круглыми поросячьими глазками, теряющимися на плоском широком лице, как московские археологи в бескрайних калмыцких степях. Шею этого поразительного персонажа охватывала золотая цепь толщиной с якорную.
Следом за этим былинным богатырем вприпрыжку поспевала тощенькая девица в модной розовой кофточке и мини-юбке, с жидкими волосами, выкрашенными во все цвета радуги. Стараясь не отставать от могучего посетителя, она в то же время торопливо выговаривала заготовленный заранее рекламный текст:
— Здесь вы видите лучшие произведения зрелого периода Прохора Желтоногова-младшего. В этот период, преодолев серьезный творческий кризис, мастер пришел к поразительному художественному лаконизму и строгости решений, одновременно сохранив эротическую энергию и динамизм своих работ предыдущего периода…
— Чего? — толстомясый остановился и уставился на девушку маленькими глазками. — Чего там у него, типа, эротическое?
— Вот, — оживилась девица, — обратите внимание, что если «Композиция номер сто четырнадцать» несет в себе глубокий нравственно-философский подтекст, — она указала на грязный носок, — и воплощает представления художника о жизни… ведь не случайно представленный здесь артефакт имеет полосатую структуру, символизируя соединение в жизни темных и светлых сторон, то в «Композиции номер сто двадцать восемь» воплощен мощный заряд глубинного эротизма, — она ткнула указкой в гигантский лифчик…