— Трусость имеет свои преимущества, — заметил его отец, глядя на сына сверху вниз.
— Больше, чем ты думаешь. — Евгенидис не пошевелился. — Приходила Мойра. Она передала мне послание богов.
Царица и отец молчали. Евгендис перевернулся на спину, чтобы согреть другой бок. Теперь он смотрел в потолок. Он знал, что после уничтожения Дара Хамиатеса год назад, то, что казалось непоколебимой верой в божественное предназначение власти через чудесный Дар, будет медленно выцветать в умах людей, пока не превратится в расплывчатый образ из старых сказок, нереальный даже для его отца. Он очень надеялся, что Эддис, принявшая Дар из его рук, по-прежнему верит в Бессмертных. Она смотрела настороженно, в то время как лицо отца выражало только вежливый интерес.
— «Хватит ныть», — сказал Евгенидис.
— Что? — выражение лица Эддис сменилось с настороженного на озадаченное.
— Это было сообщение. Мне, единственному из смертных, боги отправили свою посланницу, чтобы приказать мне перестать ныть. Это отучит меня прятаться в храме.
— Евгенидис, — сказала Эддис.
— А я думал, что делаю все правильно, — с горечью произнес он.
— Ты на всю зиму заперся у себя в комнате, чтобы заниматься правописанием, — заметила Эддис.
— Ну да.
— И что ты будешь делать, когда твой почерк станет безупречным? — спросил отец.
Евгенидис сел на разогретые камни перед камином и вытянул к огню ноги.
— Я думал, что смогу поехать учиться в один из университетов на Полуострове, — сказал он наконец. — Я думал, что если буду учиться, то смогу вернуться через несколько лет и стать… полезным.
Он подтянул колени к подбородку.
— Извините, — он пожал плечами. — Мне казалось, что это был хороший план.
Эддис беспомощно посмотрела сначала на него, а потом на его отца. Военный министр наклонился вперед, просунул руки сыну под мышки и поднял его на ноги.
— Пора спать, наверное, — сказал он. — Мы сможем обсудить сообщение богов, когда выспимся. Некоторые вещи, — произнес он, глядя на царицу, — иногда не таковы, какими кажутся на первый взгляд.
Царица села, а министр без лишних слов помог сыну перебраться в постель. Он резким рывком стянул куртку и рубашку через голову Евгенидиса, а затем повернул его к кровати.
— Сядь, — сказал он.
Евгенидис послушался, и отец стянул с него остальную одежду, толкнул на подушки и накрыл одеялом.
— Умоешься утром, — добавил он.
Евгенидис лежал на подушке и смотрел в потолок.
Отец спросил:
— Есть хочешь?
— Я съел жертвенный хлеб в храме.
Его отец в изумлении покачал головой.
— И молния тебя не поразила? — спросил он.
— Ни одна, — ответил Евгенидис.