- Господь Миронос всемогущий, избави от обольщения богомерзкого сатаны, избави от всех его козней. И укрой всех Божьих людей от коварных сетей его в сокровенном источнике Твоего спасения. И не дай нам, Господи, убояться страха дьявольского больше страха Божия и отступить от Тебя и от святой Церкви Твоей. Но дай нам, Господи, пострадать и умереть за Имя Твое Святое, но не отречься от Тебя и не принять печати проклятия антихриста и не поклониться ему. Пощади нас, Господи, в день Страшного Суда Твоего!
Грэм осторожно поднялся. Руки нашарили гладкие стены по обе стороны – коридор! Медленно пошел вперед, ощупывая дорогу ногой и мечом. Через несколько напряженных шагов вновь уперся в дверь – тоже металлическую, но не такую массивную – она легко поддалась. За ней оказалось просторное помещение, о чем тотчас доложило, заждавшееся посетителей эхо. Оно изголодалось по звукам и резко и четко повторяло любой шорох. Комната, хоть и не встречала уличной свежестью и прохладой, все же не была такой душной и начисто утратившей признаки кислорода, как коридор.
Сделав несколько осторожных шагов, Грэм наткнулся на какой-то металлический предмет – эхо тотчас разнесло неприятный скрежет – четыре круглых прута, торчащих из плоского основания. Мгновенно странный предмет превратился в стул на четырех изогнутых ножках и гладким, отполированным сиденьем из неизвестного материала. Сделав еще шаг, панголин наступил на что мягкое. Предмет напоминал тряпку. Это и оказался кусок сухой истлевшей ткани – хорошая находка! Грэм присел на колени и достал из поясной сумки кремень. Высушенная ветошь мгновенно занялась синеватым пламенем, озаряя мутным светом диковинное помещение.
В стенах, под стеклянными дверьми висела вряд одежда – вполне простая на вид, в которой можно было увидеть любого мастерового или горожанина и совсем непонятное облачение, с многочисленными карманами и металлическими вставками, веревками и жгутами, увенчанное стеклянными пузырями. Чуть дальше, за таким же стеклом, на полках стояли различные коробки – большей частью квадратные – и густо усеянные черточками, рычажками, стеклышками и выпуклыми разноцветными кружками. Все ящики были густо исписаны цифрами и буквами. К великому удивлению, цифры и буквы оказались знакомыми, но слова в большинстве были неизвестными. Почти из каждого прибора торчал длинный изогнутый прут.
Грэм намотал горящую тряпку на острие меча, поднял еще кусок бесформенной ветоши у стены и пошел к следующей двери. За ней оказалось широкое помещение с тремя проходами. Светлые стены украшали большие картины в массивных рамах. Рядом с ними беспорядочно занимали свободное место небольшие портреты в худеньких рамочках. Несмотря на пыльную вуаль, скрывающую и те и другие, сразу было заметно различие в качестве их исполнения. Тяжелые картины не блистали богатством красок: скудный, размытый фон, однообразие цвета, на некоторых слегка гротескные, усталые лица, зачем-то обведенные кругом. Несомненно, они сильно превосходили росписи стен храма, но в сравнении с теснившимися по периметру небольшими портретами они казались детскими рисунками. С маленьких рамок глядели живые глаза на счастливых, улыбающихся лицах. Четкость, огромное количество мелких деталей и острота линий поражала. Эти вырванные из реальной жизни фрагменты сиротливо раскинулись по сторонам громоздких мазаных пейзажей и грустных портретов.