— Но ведь и ты состояла в союзе прачек, — мягко возразила Саксон.
— Потому что иначе я бы не получила работы. А что он мне дал, твой союз?
— Ну вот, посмотри на Билла, — возразил Берт. — Возчики сидели смирно, рта не раскрывали, ни в чем не участвовали, и вдруг — раз! Нате вам, пожалуйста! Как обухом по голове! Десять процентов сбавки. То ли еще будет! В этой стране, которую создали своими руками наши отцы и матери, на нашу долю не осталось ничего. Нам остались только рожки да ножки. И скоро нам совсем будет крышка, нам — потомкам тех людей, которые бросили Англию, вывезли тут весь навоз, освободили рабов, сражались с индейцами, создали Запад! Всякий дурак видит, куда мы идем!
— А что же нам делать? — с тревогой спросила Саксон.
— Бороться! Только одно! Страна в руках шайки разбойников! Возьмите хотя бы Южную Тихоокеанскую дорогу: разве она не управляет Калифорнией?
— Глупости, Берт, — прервал его Билл. — Ты просто несешь чепуху. Железная дорога не может управлять Калифорнией.
— Эх ты, простофиля! — насмешливо воскликнул Берт. — Подожди, придет время — и все вы, дуралеи, окажетесь перед совершившимся фактом, да будет поздно! Все прогнило насквозь! Воняет! Помилуй, нет ни одного человека, который мог бы попасть в законодательное собрание, если он не съездит в Сан-Франциско да не побывает в главном управлении Южной Тихоокеанской дороги и там не поклонится тому, кому следует. Почему в губернаторы Калифорнии попадают всегда только бывшие директора дороги? Так повелось, когда нас с тобой еще на свете не было. Да, нам крышка! Мы побиты. Но сердце мое взыграло бы в груди, если бы мне удалось перед смертью вздернуть хоть кого-нибудь из этих гнусных воров. Ты знаешь — кто мы? Те — что бились на полях сражений, и вспахали землю, и создали все, что вокруг нас. Мы — последние могикане.
— Я его до смерти боюсь, он прямо себя не помнит, — сказала Мери, и в ее тоне чувствовалась враждебность. — Если он, наконец, не заткнет свою глотку, его наверняка выставят из мастерских. А что мы тогда будем делать? Обо мне он не думает. Но одно я вам скажу: в прачечную я не вернусь! — Она подняла руку и произнесла торжественно, словно клятву: — Никогда и ни за что на свете!
— Знаю я, куда ты метишь, — возразил Берт гневно. — Все равно, сдохну я или буду жив, попаду в переделку или нет, — если ты захочешь идти по дурной дорожке, ты пойдешь; со мной или без меня — не важно.
— Кажется, я вела себя вполне прилично до встречи с тобой, — возразила Мери, закинув головку, — да и сейчас никто не скажет про меня плохого.