-- Что в этом такого? -- покраснела Линн.
-- Да то, что у северных эльфов подобные вкусы в одной цене со скотоложством.
Девушка залилась еще более густой краской.
-- Хорошо, кажется, до тебя наконец начинает доходить. А теперь, Эл, извиняйся и проваливай, пока у меня окончательно не иссякло терпение. Не уверена, что вообще захочу увидеть тебя еще раз после сегодняшнего, так что постарайся не попадаться мне на пути ближайшие годика два. Я думаю, ты еще помнишь, как опасно меня злить... Ну?
-- Да сдались мне его извинения, -- буркнула в сторону все еще пунцовая Линн.
-- Тогда просто проваливай. -- Лорисса властным жестом указала на дверь.
Провожая взглядом своего несостоявшегося кавалера, бесславно бежавшего с поля битвы, Линн никак не могла сообразить, чего же ей хочется больше -- утопиться со стыда в ближайшем пруду или своими руками придушить этого лешачьего красавца. Она, конечно, ужасная дура, тут хозяйка совершенно права, но даже у нее есть гордость. Интересно, что сказала бы та проповедница, узнав о нелюдях, которые не прочь провести время с человеческой женщиной... Глаза обожгли злые едкие слезы. Когда-нибудь я с ним поквитаюсь, пообещала Линн себе. Как-нибудь, неважно как, она придумает. За себя и за всех других дурочек, которые поддались невероятной притягивающей силе его проклятых зеленых глаз.
-- Линн, если ты уже закончила обдумывать способы сладкой мести этому извращенцу, идем.
-- Простите меня, миледи!
-- Не то чтобы я не разделяла твое желание... хотя и по несколько иным причинам. Пожалуй, когда твоя фантазия иссякнет, я подкину тебе пару идей. Но в более подходящее для этого время.
На Иверн неторопливо опускались мягкие сумерки. Лорисса, высокомерно дернув плечом, отвернулась от поклонившегося ей симпатичного молодого человека. Того это ничуть не смутило, и он весело подмигнул Линн. С девушки, однако, на сегодняшний день вполне хватило мужского внимания. Ссутулившись, она ускорила шаг.
На постоялом дворе, где они оставляли лошадей, было людно и довольно шумно. Лорисса перебросилась парой слов с хозяйничавшей в зале круглолицей толстушкой в ярко-желтом, будто одуванчик, платье; та кивнула и указала на боковую лестницу.
Линн закрыла за собой и хозяйкой дверь комнаты и устало прислонилась к ней; щелкнул замок. Стало неожиданно тихо, будто и не гомонили вовсе внизу посетители, не звенела посуда и не брякал любовную балладу пожилой красноносый музыкант с грустным лицом. Сколько они пробудут здесь -- день, два, неделю? Смогут ли спрятаться, или придется бежать дальше, покуда не оборвется дорога, ведущая в неизвестность, или покуда их не найдут, или покуда они не умрут? Линн любила хозяйку и была готова следовать за ней хоть бы и на край света, но неужели так теперь будет продолжаться вечно? Проклятый эльф... Если бы не он, и не его лешачьи ухаживания... и глаза, обещавшие так много, что она почти в это поверила. "Ты дура, Гвендолин, первостатейная дура". Что толку предаваться глупым мечтам, засунутым в самый дальний уголок памяти и всколыхнувшимся под золотисто-зеленым взглядом?.. Простым девичьим мечтам. Простым... Когда в ее жизни хоть что-нибудь было просто?