– Правда? – удивился Семенов. – А я вот боюсь, что не дойдет до читателя. Когда пишу, то уверен, что здорово. А окончу – сразу же начинает казаться, что все это – сплошная ерунда, жеваная вобла, а я сам – графоман и дурак.
– А вы проверьте, – посоветовала Елена Петровна. – Прочтите кому-нибудь постороннему. Тогда это пройдет.
– Вот вы как! – сказал, подумав, Семенов. – А что, если я поймаю вас на слове. Возьму и прочту вам отрывок?
– Господи! – улыбнулась Елена Петровна. – Я буду только рада.
– Вы чудная! – сказал решительно Семенов и встал. – Сейчас принесу рукопись. Я давно заметил, что вы хорошая. Улыбка у вас такая, что можно пропасть.
Семенов ушел за рукописью. «Странный человек», – подумала Елена Петровна. Ее немного покоробили последние слова Семенова.
Семенов вернулся очень скоро, зажег над столиком желтоватую лампочку, и Елена Петровна увидела, что виски у него седые, лицо усталое, а прищуренные серые глаза смотрят не на нее, а куда-то дальше, будто он все время прислушивается.
– Глава называется, – сказал Семенов, – «Потомок доктора Астрова». Помните доктора Астрова? Из «Дяди Вани»?
Елена Петровна молча кивнула.
– Помните его слова, что леса учат человека понимать прекрасное?
– Конечно, помню.
– Извините, тут будут некоторые технические вещи, – предупредил Семенов. – Так вот, слушайте.
«Известный, но еще молодой композитор пригласил меня к себе послушать отрывок из его новой симфонии. Было это в Ленинграде летом 1946 года.
Композитор жил на набережной, над Невой, и я слушал его симфонию, сидя на балконе. Заря угасла, не догорая, за островами, и только одна звезда отражалась в невской воде. Та звезда, о которой, мне кажется, упоминают все, кто пишет о летних ночах в нашей северной столице. Это был, должно быть, Юпитер.
Рядом со мной сидел на балконе загорелый человек в поношенном черном костюме и по всему виду – не горожанин. Несмотря на потертый костюм и шершавые, загрубелые руки, в моем соседе было столько изящества, что он, пожалуй, превосходил им тех мягких в движениях и учтивых музыкантов, что собрались послушать симфонию. Я как-то сразу догадался, что мой сосед – человек не совсем обыкновенный.
Когда композитор окончил играть, человек в черном сказал:
– Это не уступает Чайковскому.
– Вы очень любите Чайковского?
– Да, – ответил он. – За все. Не только за музыку.
– А за что же еще?
– Хотя бы за его слова, что ничто так не помогает расцветанию творческих сил и кристаллизации мысли, как леса.
– Вы имеете отношение к лесу?
– Да, я лесничий.
Так я познакомился с замечательным человеком – лесничим Белявским».