Всякий раз когда Гриффин думал о своем детстве, у него внутри все корчилось. Он был глупым ребенком, который стремился к тому, чего не мог получить, и чересчур чувствительным, чтобы стать не слишком уязвимым. Дядя выбил из него многое, а Лондон завершил процесс. Но накануне вечером он увидел глазами Джастин свое прошлое в ином свете. Это произошло благодаря ей, а не ему. Для женщины, которая думала, что стремится к спокойной скучной жизни, она была до странности благосклонна к чужим ошибкам и грехам. Неудивительно, что ему было так легко ей открыться. Она была самым добрым человеком из всех, с кем ему доводилось встречаться, щедрым и открытым.
Но эта щедрость и доброта толкали его на тропинки, которые он не желал исследовать, взывали к воспоминаниям, которым лучше было остаться похороненными. Он слишком поздно осознал опасность. Почти слишком поздно. Не важно, как сильно она ему нравилась и как отчаянно он хотел быть с ней, нельзя позволить ей проникнуть сквозь его оборону и узнать все его тщательно скрываемые тайны. Когда секреты раскрываются, человек становится уязвимым. А Гриффин категорически не желал, чтобы кто-то сделал его уязвимым, даже Джастин.
Особенно Джастин. Да, она его жена, и Гриффин намеревался воспользоваться всеми преимуществами, которыми сопровождалось это бремя, но он никогда не позволит ей собой манипулировать. Слишком много лет он боролся, чтобы освободиться от цепей, в которые его запутывали другие люди. Он хотел Джастин и собирался заботиться о ней до конца своих дней, но не позволит ей загнать себя в ловушку или сбить с намеченного пути. Он будет хозяином своей судьбы и ее судьбы тоже. Гриффин полагал, что так будет лучше и проще всего.
Джастин, разумеется, станет противиться, но ему поможет ее восхищение им, которое имеет чисто физическую природу, — в этом он не сомневался. Для начала следует уложить ее в постель. Это будет первый шаг к установлению контроля над ней. А дальше будет легче.
Часы в вестибюле пробили десять. С последним ударом дверь в комнату открылась, и вошел Фелпс с большим кофейником в руках. Налив Гриффину очередную чашку кофе, он отошел к буфету, поправил серебряные блюда, смахнул воображаемые крошки из-под подноса с хлебом и раздвинул и без того раздвинутые шторы еще на дюйм. Светлее от этого не стало, поскольку день был облачным, небо затянули низкие темные тучи.
Гриффин знал это настроение. Фелпс пришел к выводу, что Гриффин не в своей тарелке и нуждается в дополнительном внимании.
— Фелпс, не суетись, — прорычал он, — я в полном порядке, уверяю тебя. Почему бы тебе не сосредоточиться на ком-то другом, к примеру, на своей новой подруге?