— Нет.
— Он выкатывается в грязи и в собственной моче, чтобы пахнуть покрепче. Оленухам это нравится.
— Фу, гадость какая! — прыснул Себастьян, представляя, что скажет ему сестра, если он придет домой весь в грязи под предлогом, что хочет понравиться девчонкам!
— Для тебя — гадость, а для них это обязательная часть ритуала ухаживания. Вот снова! Слушай!
Крики возобновились, однако стали более отрывистыми и глухими.
— Теперь он кричит не только потому, что хочет покрасоваться перед дамами, но и чтобы напугать других самцов. В таком случае его крик больше похож на вой. Угроза ясна, и молодые олени обойдут его стороной.
— Но кто-то же начнет драться?
— Самые сильные самцы, конечно. И это происходит в каждый сезон гона.
— Почему?
— Потому что, как бы доминантный самец не отгонял остальных, все равно найдется кто-то, кто захочет с ним поспорить.
— И что тогда происходит?
— Они сражаются между собой.
— Это опасно?
— Обычно нет, хотя бои бывают жестокими. Сначала они пытаются запугать друг друга, а если не выходит, начинается драка. И она продолжается долго в случае встречи двух одинаково сильных самцов. Высоко в горах это опаснее, потому что один может сбросить другого вниз. Иногда дело заканчивается поломанными рогами, иногда — открытыми ранами, реже — вспоротым брюхом. Мой отец рассказывал, что однажды нашел два оленьих скелета словно бы переплетенных между собой. Самцы умерли от голода, потому что рога у них перепутались и они не смогли освободиться.
Дед и внук подошли к реке, и Себастьян ускорил шаг из страха, что на пляжике могли остаться какие-то следы. Сезар продолжал рассказывать и как будто бы ничего не заметил.
— Первый бой оленей я наблюдал, когда был такой, как ты. Мы с отцом пошли на охоту и набрели на двух старых доминантных самцов — огромных, с рогами едва ли не с меня размером. Мне тогда казалось — это два великана сражаются между собой. Когда я смотрел на них, то понял, что такое сила, могущественнее которой нет в природе.
— И что это за сила?
— Инстинкт.
— И кто победил?
— Тот, что был опытней в боях. Так объяснил мне отец, потому что я был слишком поражен увиденным, чтобы хоть что-то понимать.
— Де, мне бы тоже хотелось посмотреть! Покажешь? Но только убивать мы их не станем, ладно?
— Конечно не станем! Ни один уважающий себя охотник не станет убивать оленя во время гона. Мы обязательно пойдем и посмотрим… но сначала я управлюсь с этой мерзостью.
— Ты говоришь… о Зверюге?
— Ну да, о том диком псе, о ком же еще?
Чтобы справиться с волнением, Себастьян отвернулся и стал смотреть на долину. Крики оленя донеслись снова — короткие, прерывистые.