Проводив Вернигору в палату, я пошел в ординаторскую и там увидел незнакомого военного врача третьего ранга. В его стройной фигуре с широко развернутыми плечами угадывался хороший спортсмен.
Черные и очень густые брови, сдвинутые у переносицы, тонкие, сжатые губы придавали лицу врача спокойное и, пожалуй, суровое выражение.
— Муратов Петр Матвеевич. Назначен начальником вашего отделения, — сказала мне Горохова.
Познакомившись с врачами, Муратов сразу приступил к делу: вместе с нами начал обход палат всего отделения.
Вернулись мы в ординаторскую часа через два. Муратов был чем-то недоволен.
— Давайте условимся называть раненых по имени-отчеству или по фамилии, а не словами — «больной»: «больной», «больной» — такой унылый рефрен не способствует выздоровлению…
Потом он выбрал из папок ординаторов с десяток историй болезней и стал проверять их, делая какие-то пометки в блокноте.
— Надежда Никитична! — обратился Муратов к Наумченко. — Прошу вас, подойдите ко мне. Садитесь. Почитайте вслух вот эту запись в истории болезни, сделанную вами в приемном покое.
Наумченко начала читать, а когда закончила, Петр Матвеевич спросил:
— Знаете, сколько на это потребовалось времени?
— Нет.
— Вы затратили две минуты.
— Но я же обязана делать эти записи? — недоумевала Наумченко.
— Но вы очень многословны: где ранен, бытовые условия части, санитарное состояние района. В медицинской документации надо фиксировать только то, что касается правильной диагностики и лечения. Я бы записал значительно короче, секунд на тридцать.
— Секундная экономия, — не сдавалась Наумченко.
— А если вам придется работать в такой обстановке, где дорог каждый миг? Что тогда? Сколько раненых принял наш госпиталь в первый день?
— Двести.
— Вот и помножьте двести на тридцать секунд. Экономия — час сорок минут. Можно это время использовать на помощь другим раненым?
— Можно.
Муратов взял другую историю болезни.
— Вот и вы, товарищ Грачев…
«Дошла очередь и до меня», — подумал я. Но в это время в репродукторе раздался ровный, но обеспокоенный голос:
— Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Сигнал немедленно продублировали по госпиталю. Истошно завыли местные сирены. Было семь часов тридцать минут вечера. Вот уже несколько дней подряд немцы в это время пунктуально принимались бомбить Ленинград.
— Опять! — схватилась за виски Кувшинова. — Боже мой!
— По местам! Раненых в бомбоубежище! — распорядился Муратов.
Схватив с вешалки противогаз, он выбежал из ординаторской.
На улице забухали зенитки. Донеслись глухие разрывы бомб.