Сладки были речи поповские, да тяжела служба батрацкая у попа. День и ночь без отдыха работал Иван, а питался, чем доведется. Иногда и корочки сухой во рту целый день не бывало.
Как ни кроток был Иван, но и он не стерпел, взмолился:
— Сус Христос, матерь божья-троеручица, святые угодники-милостивцы, услышьте молитву мою! Взгляните на долю сиротскую, на жизнь мою тяжелую, батрацкую.
То ли небо было тучами прикрыто, то ли заняты были бог и его угодники, только не услышали они Ивана, не дали никакого облегчения.
Что год, то тяжелей Ивану. На шестой годок не хватило сил — больно уж горек оказался хлеб поповский, и повесился Иван на вожжах в поповской конюшне.
Не успел Иван закоченеть, как у тела его заспорили ангел-хранитель и чорт-покровитель, кому из них принимать душу: чорту ли в ад тащить или ангелу в рай нести.
— Хоть и непокаянная душа, — говорит ангел, — но жизнь вела праведную. Идем к господу-богу, пусть сам рассудит.
А бог-то тут как тут. Спустился он в это время на землю и попал к попу на двор.
— Как же ты, несчастный, посмел на себя руку поднять? — спрашивает бог Ивана.
Не узнала Иванова душа бога и говорит сердито:
— Послужил бы ты сам у этого ирода батраком, так через год либо попа убил бы, либо себя жизни решил.
Задумался бог и говорит ангелу:
— Сдай эту душу апостолу Петру под стражу, пусть у него пока под запором побудет, а я пойду в его тело и дослужу за него срок. Коли правда, что невмоготу жизнь батрацкая, быть ему навеки в раю на самом почетном месте, а если соврал и дослужу за него срок, возьмет душу чорт и пусть терзает в свое удовольствие.
Так и остался бог служить у попа под видом Ивана. Только не дотянул и он до срока, через какой-нибудь месяц тоже удавился и вознесся на небо.
Встречает его у райских ворот Иван и говорит с укором:
— Что же ты, господи, меня самогубством упрекал, а сам и месяца не выдержал? Узнал теперь жизнь батрацкую, а ведь я не месяц, а всю жизнь свою мучился.
— Да, — раздумчиво отвечает бог, — неладно на земле повелось, надо бы что-нибудь придумать.
— А ты, — советует Иван, — сокруши всех богачей и увидишь, как жизнь полегчает.
— Не в моих это силах, — отвечает бог, — богачи и церкви строят, и иконы украшают, и веру в народе укрепляют. Без них и мне и попам конец придет.
— Так ведь бедного народа не счесть, а богачей — горстка ничтожная.
— Не болтай зря, — оборвал бог Ивана. — Сказал уже раз, чтобы мужик в поте лица добывал краюху хлеба, ну и конец. Разговорился тут, лапотник голодраный!
Разгневался Иван, повернулся и ушел назад, на землю.