— Тебе не приходило в голову, что чем больше они дают нам, тем меньше остается для хлопателей?
— Какое великолепное оправдание! — горько смеется Бэм. — «Мейсон Старки: спасу мир от хлопателей за приемлемую цену!»
Она уходит на ужин, оставляя Старки кипеть от бешенства — за нею все-таки осталось последнее слово! Несмотря на весь свой авторитет, после стычек с Бэм Старки частенько чувствует себя приниженным. Она, конечно, весьма ценный кадр, всегда следует за ним в кильватере, обеспечивая гладкое течение дел. Но уж больно часто она стала нарушать субординацию — настолько часто, что с этим нельзя больше мириться. Старки понимает, что Бэм необходима ему для атаки на следующий лагерь. Но после операции… о, тогда, возможно, многое изменится! У него сколько угодно аистят, которые достойно справятся с работой Бэм. Аистят, на которых он может положиться, которые не станут ему перечить и огрызаться.
Следующий лагерь, на который они нападут — заведение очень солидное. Огромное количество охраны. Мощнейшее вооружение. Кто сможет предсказать, вернется ли Бэм из боя живой?
Бездействие. Оно лишает Коннора воли, притупляет чувства и замедляет реакцию. Вытягивает из него энергию капля за каплей. Задача, стоящая перед ним, так велика, что он не знает, как к ней подступиться. Теперь, когда принтер в их руках, нужен план действий, но… Сонин подвал — словно черная дыра, затягивающая их обратно в сонную одурь безопасного существования. Риса вернулась к обязанностям медика: лечит травмы физические и душевные, порою становясь жилеткой для тех ребят, которым необходимо выплакаться — что, кстати, необходимо всем, даже тем, кто плакаться не хочет. Коннор чинит все, что под руку попадется, — и время летит незаметно. Так легче — заниматься всякой ерундой, оттягивая принятие решений. Потому что тогда нужно будет выйти из убежища, а мир снаружи — настоящее минное поле; один неверный шаг — и все кончено. Так что в отношении принтера прогресса нет.
«Прогресс»…
Коннор понимает — пока он здесь бьет баклуши, «Граждане за прогресс» опутывают своим черным колдовством весь мир. Все больше и больше реклам, способных полностью задурить голову публике. Неужели люди — и впрямь лишь стадо баранов, которых легко обмануть? Может, и так. А может, на них обрушивается такой поток противоречивых сведений, что они попросту не знают, чему верить? Вот тут, скорее всего, и зарыта собака. Движение за отмену Параграфа-17 получает все больше сторонников. Инициативы, призывающие к учреждению новых заготовительных лагерей и к разработке новых законов, облегчающих расплетение «трудных подростков», набирают рейтинг. Политиканы, кстати, называют фактор, обусловливающий введение всех этих мер, «фактором Старки». То, что Коннору стало ясно уже давно, теперь озвучено в полный голос. Старки со своими аистятами сеет террор, с каждым «освобожденным» лагерем страх в обществе нарастает; и вместо того чтобы избавить мир от расплетения, кровавые расправы толкают публику в объятья тех, кто обещает избавить мир от Старки и ему подобных. Навсегда.